запустила пальцы в волосы, ещё влажные после мытья. Тяжёлые пряди оставляли подтёки на выполосканной, высушенной над огнём рубахе, благо в комнате, которую выделили Совьон, был очаг. – Нехорошие вести с юга?
Бармо, жилистый и рыже-русый, склонил голову ниже. По его безбородому лицу растеклась слащавая, ничего не значащая улыбка.
– Вчера к нам прибыл купец, хорошая госпожа, чей отряд вёз бисер и специи из самой Пустоши. Купец сидел на твоём месте и твердил, что, кажется, Сармат-дракон совсем забыл о южных княжествах после того, как спалил Гурат-град.
Совьон не знала о произошедшем в Гурат-граде, вести не долетали до каравана. Пришлось расспрашивать, и хозяин охотно рассказал.
– Сейчас там мирно, хорошая госпожа, – добавил Бармо и поставил перед гостьей плетёную корзину с хлебом. – Странные вести идут с севера.
– Вот как? Расскажи.
– Охотно, – мурлыкнул хозяин, садясь напротив. – Только ты всё равно мне не поверишь.
Совьон разломила кусок хлеба, а Бармо, положив локоть на столешницу, сказал:
– Несколько седмиц назад в Варов Вал приехал человек. Сразу видно, что воин. Но этим нас не удивить – приграничная крепость, госпожа хорошая, здесь, считай, и живут одни дружинники с семьями. Человек говорил с нашим посадником с глазу на глаз, но слухи всё равно просочились. Многое ли скроешь от проворных слуг?
Бармо подался вперёд, и от его дыхания дрогнуло пламя свечи.
– То были слухи о драконе, хорошая госпожа.
– Удивительное дело, – хмыкнула Совьон. – Южный купец тоже…
– О нет. – Хозяин выпрямился и взглянул и серьёзно, и лукаво. – О другом драконе. Огромном, как гора, и белом, точно снежное полотно.
– По свету бродят сотни сказочников. Зачем принимать их слова за чистую монету?
– Ты права, хорошая госпожа. Только редкий сказочник – доверенное лицо Хортима Горбовича, изгнанника из рода гуратских князей. К нашему посаднику пришёл Лаˆты, его друг и соратник. Он поведал, что бледный дракон служит Хортиму Горбовичу.
– Это всё сплетни, – разочарованно протянула Совьон и запила хлеб вином. – Случайный странник мог назваться кем угодно. Хоть самим Горбовичем, хоть Сарматом-змеем.
– Верно, – согласился Бармо во второй раз. – Но шила в мешке не утаишь. Городище у нас небольшое, а господские слуги болтливы. Тот, кто назвал себя Латы, на ночь оставил у нашего посадника нечто, завернутое в тряпьё. Этой же ночью посадник собрал у себя личную дружину – и увиденное настолько поразило старого Хайно, бравого вояку, что тот, воротившись под утро, напился прямо на глазах своей кухарки.
– И он, конечно, поведал кухарке обо всём. А кухарка растрепала другим.
– Смеёшься, хорошая госпожа, – нарочито обиженно причмокнул Бармо. – Что ж, смейся, а я всё равно закончу. Да, так оно и было, и слухов нынче пруд пруди. Догадываешься, что завернули в тряпье?
– Откуда бы.
Совьон положила в рот размятый хлебный мякиш.