трутся у мастерской.
– Клиенты?
– Я ведь просила не назначать тараканам после девяти, у нас приличный квартал!
– Простите, тётя Рунанна, я больше не буду, – я приложила усилия, чтобы выровнять голос. – Будьте любезны, передайте господам, что я в отшельфе. Да, у сестры. В Черновдовьем, да. Пусть оставят заявку, я потом… сама.
Кто-то. Что-то. Где-то. Проболтался. Хотелось в ароматный душ, но возвращаться в мастерскую я не стала, конечно. А вышла на станции пригородных воларбусов и взяла билет до отшельфа Златопрядный. После двадцати фокусов со ставками искать меня могли десятки таких же махинаторов. Было ещё кое-что. Это пахло паранойей, но царапало как песчинка в чулке. Ведь знала, что использовать идеи с Кармина опасно, но раз – Скути пришёл от неё в восторг, два – мы нарядили Крушителя Тарантулов в сварочные башмаки, и три – к моему порогу явились гости. Обычно эзеры не выстраивались в очередь с заказами к самоучке из неблагополучного района. Разве что за её шкурой. Мою пустили бы на подделки модных туфель.
Перед прибытием воларбуса я вывернула пальто потёртой подкладкой наружу и растормошила юбку. Опустила край до земли, разделила плотный облегающий габардин на три свободных слоя попроще. Перчатки комом полетели в мусор. Что я не могла ненавидеть в тараканьих новшествах, так это иммерсивные панели на транспорте. Орникоптер выглядел как колибри в ярком цифровом оперении, и она дышала, трепетала, а на стоянке чистила пёрышки. А воларбус на пути к морю переоделся в чешую водяного змея.
Черновдовий отшельф находился ближе к Эксиполю, но в Златопрядном, где скалистые берега резали гавань, жила Злайя. Воларбусы – безмоторные полупоезда на колёсах – ходили только до ближайшего хутора-дикоимья. Там было наспех когда-то проложено энергополотно. Оно и заряжало воларбус, а вне дороги они были просто телегами. Раньше из Златопрядного выбирались морем вдоль линии берега, но эзеры запретили ходить по воде к городу. По земле добирались почти целую ночь.
«Остановка “Дикоимье Кыштля”, стоянка четыре секунды, – летел вдоль кресел голографический контролёр. – Пи-ип. Следующая остановка – “Дикоимье Вшитля”».
Я стряхнула сон и потёрла глаза. В стекле воларбуса отражалось лицо фальшивой минори. На виске отпечаталась оконная рама, на щеке – складки рукава. Мне помахали, поймав взгляд в стекле:
– Привет, Эмбер, – приятель, спохватившись, подавился буквой «б» и проглотил остальное.
– Привет, Онджамин. Опять сдавал кровь?
– Что, так уж и видно?
– Видно – не то слово.
– Злайе только не говори.
– Она медик.
– Она ветеринар.
Я только покачала головой. Худые, бледные, до и после смен, шчеры всё равно везли последние силы в город. Онджамин работал агротехником в отшельфе, но близилась зима, и траты росли, а до сбора урожая был ещё месяц.
– Цену токенов на путешествия опять подняли, – Онджамин присел рядом. –