точку своими остекленевшими поблескивающими от жара глазенками безучастный и безразличный ко всему, кроме собственных внутренних страхов и мук. Что бы там ни говорил бесенок, ничего этот малыш не понимает. Ничего… Ну, разве что иногда – не сейчас, но хотя бы до этого – явно реагировал на интонацию речи бесенка. Видно, чуял искреннюю доброту и тепло, потому и тянулся к нему. Доверял. Бездумно, инстинктивно. Но так ведь и животные… Ласковый тон и псине понятен. Так и этот бедняжка… Да, наверное, в этом все дело – в интонации… Вот только радио – как-то же малыш его починил, как-то разобрался или… Ерунда. Конечно, ерунда… Просто случайно задел нужный проводок, или наугад что-то подкрутил, поймав частоту. Наверняка, проблема была в какой-то мелочи, и он сам, будь у него время и желание, мог бы исправить все за пару секунд. Так что, это ничего не доказывает… Но если это ничего не доказывает, тогда какие доказательства его удовлетворят? И хватит ли ему смелость принять эти доказательства? Не проигнорировать, не отмахнуться от них, а признать: да, маленький все понимает, и все знает, и… все помнит. Вздохнув, Тито отмеряет в стакан пару ложек жаропонижающего средства, разбавляет водой.
– Рамин, – подзывает он, прерывая тихий шепот мальчика. Тот послушно подходит.
– Дай Сани это выпить.
Вопросительный взгляд.
– Это чтоб понизить температуру, – объясняет Тито и, побоявшись, что бесенок может не ограничиться одним объяснением, на всякий случай добавляет, – Только сам лучше не пробуй. У меня этого лекарства не так много осталось, а Сани оно еще пригодится. Хорошо?
Хмурый кивок.
– Как выпьет, начинай его готовить к перевязке. Сними рубашку, старые бинты… или, чем вы там его обматывали… Пусть ляжет на живот. Я сейчас подумаю, что еще может понадобиться, и подойду.
Снова кивок. Молча берет стакан, собирается выполнить поручение. Но что-то в этом угрюмом безмолвии беспокоит Тито.
– Бесенок, – снова окликает он, – Ну, а как он вообще? Успокоился?
На сей раз мальчик мотает головой. Подумав, все-таки поясняет:
– Он сейчас затих, потому что ему дурно. Но уговорить его я не могу. Он даже не слушает. То есть, вообще не слышит. Поэтому, не рассчитывай, что все пройдет гладко.
– Что ты имеешь в виду?
– Не знаю… Он все что угодно может сделать… на что сил хватит, – подергивает плечами сын Хакобо, – Твое счастье, что он сейчас очень слаб. Но, все равно, береги пальцы, чтоб не укусил. И не подноси близко ножницы – может выхватить и пырнуть. А если у него случится срыв… – посмотрел на мужчину как-то пугающе серьезно и тут же опустил голову, – …тогда я не знаю, что делать, – договаривает он на выдохе, – … Посмотрим…
Что скрывалось под зловещим словом «срыв», Тито не представлял. Да и два других варианта, перечисленных бесенком, в данный момент казались ему невозможными. Краем глаза наблюдая за тем, как Рамин готовит бедняжку к предстоящим процедурам, он отмечает со стороны малыша все ту же нездоровую апатичную пассивность. Выглядит все так,