грани того, чтобы сотворить Бога, – ответил Арчер.
– Для меня это кощунство.
– В таком случае простите меня, мистер Шэнноу. Отнесите это на счет невежества.
– Вы не невежественный человек, мистер Арчер, и вы мне не кажетесь дурным. Позвольте пожелать вам доброй ночи.
Арчер проводил Иерусалимца взглядом до входа во дворец, затем откинулся, глядя в звездное небо. Руфь сказала ему, что Шэнноу одержим, и Арчер согласился с ее диагнозом.
Не столько Галахед, сколько Ланселот, думал Арчер. Ущербный рыцарь в ущербном мире, неуравновешенный и в то же время несгибаемый.
Перед ним замерцал облик Руфи, материализовался, и она села рядом с ним.
– Камни в пироги! Сэмюель, ты неисправим!
Он широко улыбнулся.
– Ты отвела глаза зелотам?
– Да. Они скачут на запад за маячащими вдали Шэнноу и Бетиком.
– Ты права, Руфь. Он хороший человек.
– Он силен там, где что-то сломано, – сказала Руфь. – Как Амазига?
– Хорошо. Но она беспрестанно меня пилит.
– Ты мужчина, которому нужна сильная жена. А как жизнь вокруг Ковчега?
– Тебе следует побывать там и посмотреть самой.
– Нет. Мне не нравится Саренто. Только не повторяй, пожалуйста, какой он прекрасный администратор. Тебе он нравится, потому что разделяет твое увлечение мертвыми городами.
Арчер развел руками:
– Признайся, тебе хотелось бы увидеть обитель Хранителей.
– Быть может. Ты отведешь Шэнноу к Саренто?
– Вероятно. Почему он так важен для тебя?
– Не могу сказать, Сэм. Не не хочу, а не могу. Исчадия переходят в наступление, в воздухе веет смертью, а Иерусалимец сидит в глазу урагана.
– Ты думаешь, он задумал убить Аваддона?
– Да.
– Не так уж плохо для мира, не так ли?
– Может быть, но среди теней я чувствую волков, Сэм. Сбереги Шэнноу для меня.
Она улыбнулась, коснулась его плеча прощальным жестом.
И исчезла.
Вторжение исчадий Ада в южные земли началось в первый день весны с того, что в Ривердейл ворвалась тысяча всадников, убивая и поджигая. Эша Берри схватили у него в доме и распяли на стволе дуба. Сотни семей были перебиты, успевшие бежать укрылись в горах, где исчадия вели на них охоту.
И войско продолжало двигаться на юг.
В сорока милях от Ривердейла, в предгорьях Игерского хребта, в укромной лощине сгрудился небольшой отряд, слушая рассказ беженца, потерявшего всю свою семью. Все они были жестокими, свирепыми людьми, давно привыкшими разбойничать, но и они с возрастающим ужасом слушали истории про кровавые бойни, изнасилования и неутолимую кровожадность.
Их вожак – худой как скелет – сидел на валуне. Его серые глаза не мигали. Взгляд ничего не выражал.
– Ты говоришь, у них есть ружья, которые стреляют много раз?
– Да, и пистолеты тоже, – ответил беглец,