опилок насыпали, вымыли шерсть, одеколоном сбрызнули. Теперь заткнулись. Глазами лупают. В игрушки играют. Всем довольны. Равнение на человека. Одно слово – обезьяны.»
В клетках с птицами кого только не было. И вороны, и цапли, и павлины, и пеликаны, и удоды. В основном – с длинными клювами. Чистили пёрышки, оттачивали перья и когти, распускали хвосты, расчёсывали хохолки. Творческая интеллигенция. Писатели, художники, режиссёры. Курлыкали, каркали, кудахтали, хвастались гнёздами, медалями и орденами.
«Мигрировать хотели в земли райские, обетованные. Да кому они там нужны? А здесь – почёт и уважение. Главное, знать, как угодить человеку. Как подластиться. Наград нахватали. Ходят гоголем. Адольф Гитлер сказал однажды. Цена медали – двадцать пфеннигов, а эффект от неё – двести марок. Давил, давил он длинноносых, и газом травил, и в печах сжигал, да не додавил. Неистребимы. Глупый он был в этом вопросе, отчего и пострадал. Надо было их не давить, а на службу к себе взять. Как Иосиф Сталин. У него длинноносые все при деле были. Даже начальниками Лагов их поставил. Фабрики смерти работали, как часы.»
Он сыпанул птицам горсть побольше. Среди медяков блеснул и никель.
Вольеры для слонов, бегемотов, носорогов решёток не имели. Лёгкое ограждение по периметру. Правда, под током. Десять тысяч вольт. Смерть мгновенная, если попытаешься перелезть. Но они не пытались. Нежились себе на солнышке, плавали в голубой водице, обильно похрустывали деликатесами. Увидели его, подобострастно зашевелили ушами, умаслили морды, пастями зашамкали «ура! браво! бис!», затрусили головами в поклоне.
«Пусть себе жируют. До поры, до времени. Настанет час, пущу их всех на мясо. По одному, чтобы не спугнуть. А пока пусть резвятся. Покупают машины, драгоценности, яхты, футбольные клубы, телевизионные каналы, промышленные предприятия. Пока пусть работают на меня. Я им ничего не должен. А вот они должны мне очень много. Практически всё, что у них есть.»
Он улыбнулся своим замечательным мыслям и по красной ковровой дорожке направился к клеткам с рыбами. Его чёрный двубортный пиджак был привычно застёгнут на все пуговицы. Снизу доверху.
В отличие от вольеров с бегемотами, слонами и носорогами клетки с рыбами выглядели печально. Не сами клетки, а их обитатели. Пустые, выпученные глаза, беззубые, жадно дышащие, бессловесные рты. Рыб вынули из воды, но нормально дышать воздухом они так и не научились. В его зоопарке рыб было намного больше, чем других обитателей. Разных видов, сортов, названий, форм, размеров, расцветок, разной свежести. Но для него они были самыми безвредными, самыми серыми существами в зверинце, все – на одно лицо, точнее, на одно рыло. На одно тупое рыло.
Он пошарил в кармане. Однако мелочи больше не нашлось. Тогда он поскрёб на самом-пресамом дне и бросил рыбам две-три хлебные крошки. К сожалению, рыбы на крошки никак не прореагировали. Наскучившись смотреть на полудохлых рыб, он сперва хотел отправиться к клеткам с козлами, ослами, баранами или со свиньями, но потом передумал («а ну их к лешему, бунтовщиков!»)