своего здесь появления. Он с облегчением захохотал и, схватив за руку, потащил к столам своих коллег: вот, мол, Саша из Хабаровска приехал его навестить.
В гости он не позвал, сославшись на стеснённость проживания на московских метрах, но долго, в пароксизме административного восторга, рассказывал мне в министерском коридоре о своём теперешнем начальнике, к которому в кабинет директора техникумов входят на коленях. Вот он в тайне взлелеянный заветный идеал столоначальника – «на коленях!».
Уже потом пёстрая мозаика Колиной жизни сложилась в моей голове в завершённую конфигурацию: бросив жену с сыном, он отбыл в Москву для продолжения карьеры. Туда его вызвала новая жена, прописав на своих московских метрах и устроив в Министерство. Неплохой получился бартер: натуральный обмен эпохи социализма.
Что сталось с Колей в «лихие 90-е»? Выжил ли он в суровых штормах перестройки или был сметён гигантской волной, не знающей ни правых, ни виноватых? Навряд ли теперь это кому-то интересно.
Школьные радости и печали
На педпрактику (их было две – на третьем и выпускном четвёртом курсах) в 71-ю школу, в которой я учился с пятого по десятый, я попросился сам. На первой, пассивной, ничего запоминающегося не произошло, разве, что один почти курьёзный случай. За каждым из практикантов-дублёров закреплялся тот или иной класс. Мне достался пятый, где классным руководителем была географичка. Она не была прирождённым педагогом, легко раздражалась, повышала голос, подчас, не умея справиться с «хулиганами», выгоняла их с урока, ходила жаловаться на своих учеников завучу… и с радостью «передала» мне контроль за одним из таких наиболее ей досаждающих. Конечно, это был по терминологии тех лет – мальчик педагогически запущенный из так называемой «трудной» семьи. Он, скорее, нравился мне: открытый для общения, в чём-то наивный фантазёр и балабол, с большим дефицитом внимания у себя дома и его негативным избытком в школе. Конечно, уличное «воспитание» наложило свой отпечаток на его манеры и речь.
Со всем энтузиазмом неофита я взялся за дело, и он, не привыкший к такому вниманию, охотно пошёл на контакт. Принципиально важным шагом по реабилитации был запланированный ответ моего подопечного на уроке географии. Расчёт был такой: ничего не подозревающая географичка, удивится, увидев поднятую руку, и, конечно же, вызовет его к доске. И вот этот день настал: закончилась перемена, прозвенел звонок. В классе шум. Учителя нет. Вот-вот появится. Мой подшефный ходит в ожидании вдоль доски и возбуждённо скандирует застрявшее в памяти с предыдущего урока:
Как-то муза мне сказала,
Потрепав меня рукой:
В ту самую минуту в дверях появляется географичка с классным журналом и какими-то книжками, сложенными в стопку. Не замечая её, он завершает четверостишье:
Влас, мой друг, ты пишешь мало,
Пой!