но очередная волна свела на нет все усилия. Сопротивляясь стихии и не имея собственных сил поднять голову над водой, Иван болтался в приливном-отливном буйстве, держа руки с сыном как можно выше, отчаянно надеясь, что Петина голова находится на поверхности.
Наконец Ивану удалось пополнить запас кислорода в крови – он вернул себе дар хождения. Крепко прижимая к себе возбуждённого сына и тяжело дыша, он выбрался на берег. Не в силах разжать объятия, Петя мёртвой хваткой держался за шею отца.
– Папа, а круто было! – воскликнул мокрый, дрожащий, но самый счастливый человек на земле.
Адреналин играл Петиными чувствами, заставляя мышцы пульсировать. Так вот ты какой, Ламанш…!
Картинка с морем исчезла, но тут же появилась другая. Иван плыл по широкой и спокойной реке, Петя лежал на спине у отца, держась руками за шею, а рядом всеми своими четырьмя лапами загребал воду любимец семьи Читтер.
Иван:
– Сынок, помогай мне. Работай ногами, брассом.
Петя:
– Папа, я забыл, как это – брассом?
С очередным гребком Иван высунул лицо из воды:
– Это по-лягушачьи, ты же лягушонок.
Петя быстро задрыгал ногами:
– Значит, ты жаба!
Иван:
– Нет, это мама у нас жаба, а я взрослый самец Лягуш!
Не оставив без внимания такое отношение, Света отозвалась с берега:
– Сами вы жабы, я принцесса лягушка!
Иван шумно выдохнул в воду:
– Принцессы не квакают! – и обратился к сыну, – Петя, а зачем ты мне горло так сжимаешь? Мне немного трудно дышать, ослабь хватку, а то ещё утону… Вон и Читик еле дышит, захлёбывается уже! Забирайся на Петю, Чит!
Иван рукой подтолкнул собаку к единственному спасительному островку – спине сына.
Петя заверещал и ещё сильнее сжал горло отца:
– А-а-а, Чит, ты ногти когда последний раз подстригал?!
– Ну, вы утопите меня, инвалиды хреновы! – под бульканье размытых пузырей голова Ивана скрылась под водой…
…Очередной рассвет вычертил картину знакомого болота. Иван приподнял голову и аккуратно переложил её на другую сторону:
– Всё будет хорошо… Или не будет… да, Семёныч?
Под пение птиц и серенады лягушек Иван медленно возвращался к действительности, попутно замечая, что к болотной какофонии добавилось что-то новое, едва уловимое, и это нечто постепенно проявилось нестройным перебором гитарных струн. Иван поднял голову со своего уютного ложа: прямо перед ним на островке с тремя чахлыми берёзками сидел Высоцкий в голубых джинсах и рубахе с закатанными рукавами. Высоцкий зажал баррэ на гитаре, внимательно посмотрел на проснувшегося Ивана и улыбнулся:
– Да не ссы ты, конечно, будет. Всё будет! – слегка поднастроил гитару и запел:
«Вдоль обрыва, по-над пропастью,
по самому по краю,
Я коней своих нагайкою стегаю, – погоняю,
– Что-то воздуху мне мало, ветер пью,
туман глотаю,
Чую,