что было вполне понятно ввиду его лактозной непереносимости. Одним отчаянным глотком он допил алкоголь и решительно повернулся к женщине. И в это мгновение, как назло, расстроив его сумасбродный план, в комнату влетел хозяйский сын.
– Скажешь, где? – допытывался Ой-дк.
– Нет, – решительно пробил на бумаге орган. – Вырастешь – сам узнаешь.
– Я вырос, – обижался Ой-дк.
– Нет, – отрезал орган.
Охотник вздохнул, но спорить не стал.
– Я тарелку разбил и не услышал. Нехорошо получилось. Покажи, пожалуйста.
– Настраивайся: тональность «к (».
«Ъ\ъ\ъ\ъ\ъ\ъ \ъ\ъ\ъ\ъ\ъ ъ\ъ\ъ\ъ\ъ\ъ».
«1ттттттт-z».
Он увлекся: слушал и записывал, записывал и слушал, слушал и…
«Эюй! т!» – окликнули его настойчиво.
– Что это? Бабушка зовет? – заволновался Ой-дк. – Я пойду?
– Подожду, – позволил орган.
Охотник поспешил в оранжерею.
Бабушка не спала. Белая, как бумага, голова ее слабо крутилась на морщинистой шее.
– Вот ты. Садись, – быстро зашептала она. — Конфет нет?
Ой-дк протянул пакетик карамели. Не забыл.
– Разверни и положи бабке в рот. Только не роняй на одеяло – слипнется. И себе возьми.
Ой-дк сделал, как его просили, и бабушка зачмокала, прикрывая от удовольствия птичьи глаза. Наконец, запихав конфету за щеку, она повернула маленькую голову к внуку и заявила:
– Все готово. Я еду.
Охотник понимающе кивнул.
– Насовсем.
– Не страшно? – прошептал он.
– Страшно, что не доеду, – скривилась бабушка. – А что делать, Ой-дк? Меня там ждут. Здесь я не нужна.
У охотника навернулись слезы, он схватил узкую ладошку.
– Ты не бойся, я тебе открою, но ты не торопись. Там надо прибрать, комнаты приготовить, чтобы много света, тепла, карамели, чтобы все красиво, как дома, – глаза ее светились, голова возбужденно тряслась.
– Посидим.
Внук хлюпал носом.
– Ой-дк! – вдруг встрепенулась она. – Тигра оставь в покое. Мне его еще твой дед подарил.
Охотник кивнул и покрепче сжал руку. Бабушка начинала клевать носом, глаза медленно закрывались. Карамель выпала изо рта и прилипла к одеялу.
– Эюй! т, – вдруг подмигнула она и крепко заснула.
Ой-дк подождал, пока половики успокоились. Стало совсем тихо. Он посидел на дорожку, затем накрыл бабушкины глаза яблоками, подоткнул плед под кукольные ноги, подбросил пару поленьев в огонь. Постоял в тускло освещенной оранжерее и пошел в гостиную, где собрались в немом ожидании семейные.
«Бабушка ушла», – объявил он с порога.
Ветра замерли. Все три, включая гладкого доктора, удивленно уставились на охотника.
Что ж, пусть будут все, согласился Ой-дк и повторил, не надеясь, что его поймут: «Бабушка