Детям за 20. Арчет

– «Привет! Звоню тебе от ребят,

      там на вписке не было интернета,

      встретимся? Чего ты молчишь? А я…»

      Рыжая ощупывает себя,

      ищет край. А края дыры – нету.

      Заросло. И зажило. И сбылось.

      Рыжая, как пламя. Она горит.

      «Ты же хочешь, Рыжая, ладно, брось.

      Детка, я же вижу тебя насквозь…

      Я же знаю, что у тебя внутри».

      И когда ты уже решил уходить без боя,

      и когда опустил оружие до земли,

      и когда упал – появились такие двое,

      и один был белый, как содранные обои,

      а второй – эскизом Дьявола из Дали.

      И который белый тебя уцепил за локоть,

      А который черный поправил тебе рюкзак.

      А над горизонтом вставала копоть.

      Ты просил тебя заштопать… Или не трогать…

      Они заглянули в больные твои глаза.

      И один говорит. (Второй иногда кивает,

      серебристые крылья задумчиво теребя):

      «Это всё, что сильнее не делает – убивает.

      Ты и так уже сильный, опаснее не бывает.

      Идиот.

      Ты почти убил самого себя».

      Ты хотел ответить, но рот залепило коркой

      от засохшей крови. Ты снова пошел вперед,

      понадеявшись, на отсутствие твари зоркой

      с пулеметом, ну, или мины. Шагал под горку

      каблуками давя сухой красноватый лед…

* * *

      Ты пришел в себя в лазарете. Как будто Лазарь.

      И ни смысла, ни оружия не нашел,

      но какой-то… такой, окуджавно-зеленоглазый,

      белоснежный врач, сияющий и чумазый,

      рассказал, что все

      закончилось

      хорошо.

      Подлец

      Из осыпающихся бумаг,

      из древних волшебных книг.

      Выходят двое. Выходит маг,

      и я, его ученик.

      Мы долго шагали по Ойкумене. Когда выводили крыс,

      когда истолковывали знаменья за мясо и за кумыс, когда

      ловили тупую нежить, когда вызывали дождь, когда

      помогали ловить и вешать, когда исцеляли лошадь…

      Мой маг – скрывающийся шаман, ведун и колдун, ведь —

      мак, а я – такой же, факир, шептун, – не мастер,

      а просто так. Ему, наверное, двадцать пять, по-нашему

      он – старик, а мне пятнадцать, и я стрелять умею. Но не