мой ангел,
я сам – мишень.
Мне все проблемы в мире по плечу.
Я счастлив и свободен, словно птица.
Я вырасту – и стану пикачу!
И папа с мамой будут мной гордиться.
Оставьте ёжика в покое! Оставьте ёжику покой.
Не троньте ёжика рукою, не троньте ёжика ногой.
Оставьте ёжика в покое, – вы не найдете общих тем!
Оставьте ёжика в покое, оставьте ёжика совсем.
Оставьте ёжика в покое, он слишком много видел зла.
И слишком, слишком много боли его душа перенесла!
Оставьте ёжика в покое. И, если очень повезёт, —
он вас запомнит. И из боя
кусочек мяса принесет.
Наступает сезон ведьм.
Они надевают чулки и короткие юбки,
перчатки,
и длинные пальто с разрезами,
и маечки,
и чёрт знает, что еще.
Наступает сезон ведьм,
эти глаза с поволокой,
и каждый мой шарф похож на петлю,
состоящую из петель,
и каждый мой шаг – по дороге благих намерений.
Наступает сезон ведьм,
холодает,
и встречи с чаем и старым кино
типа «Пушек острова Наваррон»
не доведут до добра.
Наступает сезон ведьм.
Сохрани меня, господи, от их чар,
а ведьм – от моей любви,
ибо человек слаб,
и мудрости, данной нам в детстве,
никогда не хватает на жизнь.
Наступает сезон ведьм,
я строю воздушные замки для обороны.
Волшебные кролики прыгают прямо с горы Брокен,
стою
и наматываю шарф на кулак,
не замечая,
– но небо полно черных точек,
и я уже слышу крики.
Понимаешь?
Мы носим своих мертвецов под курткой. До дна дней.
Если смерти смотреть в лицо, становится холодней.
Вот приходит. Садится. Парень. Стройный, в глазах медь:
«Я учил тебя. На гитаре… Еще научил петь».
Другой – серый, почти белый. Тогда уже был стар:
«Ну, да. Было такое дело… Ставил тебе удар».
Третья с краешку, на кровати. Прямо ко мне в тыл:
«Помнишь море? Красное платье? Конечно, ты не забыл…»
Четвертый и пятый во тьме комнаты. Рядом. За рядом ряд.
Их шеренги длинны, изогнуты, и все они говорят:
«Я вам руну открыл. Райдо. Шалаш из пяти веток…
Помнишь, ты подпевал радио? Помнишь, как я едок?
Помнишь рано приехал в город, и я по нему водила?..
Помнишь, сели в блестящий форд, а в нем заиграл Дилан?
Помнишь, помнишь, ты помнишь…»
Помню. Вас, и все эти сказки.
Моих мертвецов шелестит, стонет хорал григорианский:
качается, шепчет, поет, звеня ключами, цепями, пивом…
Мои мертвецы пугают меня.
Но делают, блин…
счастливым?
Мои мертвецы постоянно со мной. И этот, с глазами-медью,
и красное платье, и старый изгой, и женщина-на-рассвете,
и