И после самой непонятно было, чего испугалась? Драк Соня боялась, да. А вот в ту драку вмешаться не побоялась. Ей вдруг до ужаса стало страшно, что Толька задушит этого маленького рыжего задиру Илью Иващенко. Толик тогда так крепко локтём горло мальчишки сжал, что тот не смог увернуться, а она, Сонька, схватила Толька за предплечье той руки, что душила мальчишку, и повисла на этом локте, пытаясь его расслабить. И закричала так, что в ушах заложило, и рук не разжимала, только чувствовала, как собственное сердце громко стучит и из груди выпрыгивает. Хорошо, что уборщица баба Таня шум услышала и прибежала разнимать ребят, иначе это всё и для Соньки плачевно бы закончилось.
А сколько уж раз вызывали в школу его бедную маму! За каждую драку вызывали, а она только молча выслушивала и ничего поделать не могла. Когда у него появился отчим, Илья утих маленько. Но паинькой, конечно, не стал.
Соня помнит, как её мама, увидев в окно компанию налысо бритых мальчишек, идущих по улице к реке, презрительно говорила:
– Хулиганы!
Мальчишки шли босиком по пыльной просёлочной дороге и пронзительно-громко свистели. А собаки во дворах откликались возмущённым заливистым лаем.
Дерзкий взгляд зелёных с жёлтыми вкрапинками кошачьих глаз самодовольный. Ухмылка и наглое поведение пугали послушную домашнюю девочку Соню. Она всегда сторонилась Ильи, и в компаниях, где был он, старалась не находиться. Но не только Соня его опасалась, когда он шёл по школьному коридору в модных чёрных джинсах (как бы учителя за это не ругали, другие не надевал), в зауженной к талии чёрной рубашке (во всём черном, как сам дьявол), руки в карманах джинсов, пиджак небрежно расстёгнут, насвистывая веслёлый мотивчик блатной песни:
Я тебе засажу… всю аллею цветами,
У меня не стоит… твоя роза в стакане.
Ребята сторонились и уступали ему дорогу. Тех, кто младше, Илья не трогал, а ребят постарше намеренно задевал плечом, проходя мимо. И если кто-то возмущался такой явной наглости, кошачьи глаза Ильи сразу же вспыхивали кровожадной радостью, становились тёмными как у ведьмака.
– Эй, ты чего?! Чего толкаешься?! Оборзел, что ли? – иногда слышалось возмущённое недовольство.
– Пойдём выйдем? – вкрадчиво предлагал Илья.
Иногда вызов принимали и выходили, но гораздо чаще пассовали и уступали. А те, кто выходил, возвращались с избитым в кровь лицом.
– Ну вот в кого он такой жестокий?! – в очередной раз возмущалась классная руководительница Валентина Петровна, – С ним ведь никто и не связывается! Так он сам других задирает.
Ирэна в такие моменты виновато опускала голову и вспоминала слова своего повзрослевшего сына, произнесённые с таким отчаянием, что она и возразить ничего не смела: «Я ненавижу своё имя! Зачем ты назвала меня так же как его?!»
Виной всему – жгучая ненависть к человеку, который и знать о нём ничего не знает и узнать не желает. Вот это его равнодушие и ломает сейчас её мальчика.
Да, не зря Соня сравнивала его, стремительно