и управлять ей было несложно. Она послушно откликалась на каждое движение руля и весла. Быстрое течение помогало развивать хорошую скорость.
Обычно на илимке было четыре матроса и один кормовщик.
Кормовщиком стал Ефимий, как самый опытный на воде. Остальные на подхвате.
Илимка на реке – кормилица семьи. Пока шла навигация, успевала такая лодка сделать три-четыре рейса, развозя по деревням и сёлам людей и грузы. А то, бывало, связывали две илимки бортами и шли до самого Енисейска вниз по течению.
– Я ведь однажды чуть было на этой реке на спарке не пропал.
– Ты-то, Михей?! Как такое может быть, даже в огне ты не горишь, – Кирьян явно намекал на историю с нефтяными камешками, которые от огня клубились чёрным дымом и взрывались, словно пороховые заряды. – В воде не тонешь, помнится, когда жемчуг искал – обнырял всю Ангару, взбаламутил реку так, что она не знала куда сбежать.
– А вот так, чуть не утопли. Шли мы на спарке спокойно, и вдруг ветер осерчал, как налетел, как застонал. И начало нас крутить-вертеть, волна поднялась. То боком под волну поставит, то кормой вперёд развернёт. Жуть… Раскачивало так, что воду бортами черпали, едва выплёскивать успевали. Всё, думал, конец тебе, Михейка.
– Так надо было сигать в воду и своим ходом…
– Да куда там, Кирюша, вода холоднющая. В момент скрутит.
– Эй, хлопцы! Счас отчаливать будем, готовы?
– Готовы, старшой, командуй.
– Все готовы?
Острожники дружно согласились, ещё не совсем понимая, что нежданно-негаданно они сделались моряками, картографами, географами…
Ефимий махнул рукой, Хват и Кирьян дружно оттолкнули лодку шестами от берега.
…В тихую погоду илимка плавно скользила по воде, послушная рулевому. Ефимий на корме у руля, Хват на носу с шестом, на тот случай, если придётся обходить скрытую шиверу[10] или надолбы. Кирьян и Михей на вёслах. Но они пока особенно были и не нужны – в умелых и опытных руках кормщика илимка хорошо держала курс.
Михей поначалу вцепился в весло обеими руками, крутил головой, всматриваясь в берега, которые, на первый взгляд, выглядели однообразно. Но «таёжникам», а все четверо немало походили по здешним лесам, многое было заметно из того, что далёкому от тайги человеку никогда не поймать взглядом. И Михей, постепенно освобождаясь от волнения и переживаний, что под ногами не твёрдая земля, а речная быстрина, потихоньку возвращался в своё обычное состояние. Вскоре он уже, не умолкая, то вскрикивал на каждый всплеск рыбы, то посвистом привлекал внимание товарищей к водным дорожкам, которые оставляли выдры, к «пасущимся» на лёгкой прибойной волне уткам, к чьей-то возне у берега, от которой густые кустарники ходили ходуном.
«Однако, мелкая животина к водопою пришла», – подумал Михей и представил, как бы хорошо было поймать того зверя и приготовить на костре жарёху.
Однажды он увидел лося. Даже издалека зверь казался огромным. Лось без всякого удивления проводил людей и лодку взглядом. Долго не менял