с посланцами Бушухту-хана калмыцкого. Эту встречу он подробно описывал воеводе Щербатову.
Калмыки пришли из мунгальской земли людно: с жёнами и детьми, юртами и всем домашним скарбом. И было их ни много ни мало 70 человек. Да ещё бухарцы, торговые люди. Подьячные насчитали 170 верблюдов!
Возглавлял калмыцкое посольство мергень[4] Косючей и мергень Баахан. На прямой вопрос, зачем пожаловали, Косючей не моргнув глазом ответил, что послал его Бушухту-хан справиться о здоровье московских царей. Леонтий непроизвольно заулыбался, вспоминая, как долго они это выясняли. Воевода знал, что монголы, упустившие Гантимура и его стойбище, побаивались, как бы и бушухтаевские люди не захотели перебраться в русские степи.
Косючей много раз во время беседы говорил: «Наш Бушухту-хан с государевыми людьми живёт в мире, вот и отправил послов к Москве и в Тобольск. Прослышал Бушухту-хан, что есть люди великих государей в дальней стороне, близко Китайского государства, и отправил он своих посланцев проведать «государеву землю и бухарцев с торгом, чтоб-де жить в мире и впредь приезжать и торговать».
…На обеде в честь посла Серенгина Зорикту, когда было много чего сказано, монгольский посол поднял чашу, чокнулся с Леонтием и спросил тихо, чтобы никто, кроме них двоих, не услышал, о маньчжурах, настроенных агрессивно и дерзко нарушавших покой на границах.
Леонтий пожал плечами, поскольку много чего знал и слышал от лазутчиков, но делиться с непредсказуемым Очарой-ханом не хотел.
– Знай, воевода, в ближайшее время они будут воевать русские остроги, – сказал Серенгин.
Несмотря на то что косвенные сведения намекали на это, слова монгола были важны – степняки к маньчжурам были ближе и знали больше.
Леонтий поблагодарил посла за важную информацию и обещал немедленно доложить о том в столицу.
…Серенгин возвратился в степь и в самых мелких подробностях пересказал всё хану о поездке и встречах.
– Мой хан, подарки воевода Кислянский не принял.
Тот вопросительно посмотрел на Серенгина:
– Как так?! Подарки были бедные? Испорченные?
– Он сказал, что жалованьем пожалован и ничем не скуден.
Хан хмыкнул, но ничего не ответил. О двойном налогообложении бурят не договорились, подарки не приняли, о маньчжурах подробно не расспрашивали, значит – сами знали.
– Зря встречались? Серенгин!
– Не зря, мой хан. Приём был торжественным и почётным. Уважение к тебе, мой хан, выказали заметное. Торговлю поддержали.
– И?
– Воздержимся от набегов и стычек. Понаблюдаем, а потом решим.
…Потом была осада Албазинской крепости, Селенгинска и Удинска, попытки прорваться к Иркутску. Потом случилось и вовсе непонятное – десятитысячный монгольский отряд осадил Тункинский острог, который защищали 43 человека. Месяц шла осада. Десять тысяч против сорока трёх!
Острог прикрывал путь на Ангару, а значит – на Иркутск. Очередной штурм шёл три дня и три ночи – отбились!