пробормотала Анна, зарывшись в сложенные перед собой руки.
– Твой дом отныне и впредь здесь, если только хозяин не передумает.
– Мне не нужен ваш разваленный гнилой замок, мне нужен мой! – Внезапно она вскочила с небольшого табурета и злобно воззрилась на бледного человека, едва сдерживая душащие её слёзы. – Отец заберёт меня, и твоё лесное чудовище меня не удержит!
Он перестал ухмыляться, его губы постепенно сжались в тонкую нить, перечёркнутую шрамом. Голубые глаза угрожающе потемнели, точно туча пролегла на них над самым лбом. Медленно обойдя широкий стол, Рейвен отбросил кусок ткани, который он в это время сжимал в руке, и приблизился к девочке. Она попятилась, выставив вперёд ладони, будто пытаясь остановить его, и, когда бледный человек навис над ней, не удержалась и оступилась, опустившись на табурет.
Рейвен прищурился, злобно сопя через раздувающиеся от ярости ноздри. Его кожа стала белее снега, ногти впились в ладони, оставляя красновато-розовые следы. Наклонившись к девочке, он прошипел, обдав её горячим дыханием:
– Это «лесное чудовище» спасло тебя от неминуемой смерти. Дважды. Будь моя воля, я бы скормил тебя волкам или вышвырнул туда, где тебя пытались прикончить, даже глазом бы не моргнул, поверь.
Анна вздрогнула: перед взором промелькнуло искажённое лицо отца, сверкнуло острие занесённого над ней кинжала. Слёзы покатились по щекам, и девочке пришлось опустить голову, чтобы не выдать отчаяния. Рейвен поморщился, выпрямившись, и тихо проговорил, отведя взгляд:
– Он принял тебя, ragilla. Принял как свою. Люди принесли много боли этому лесу, он должен ненавидеть твой род, но почему-то этого не случилось. Ты здесь не просто так. Умей быть благодарной, маленький человек.
Рейвен отвернулся от неё и, подойдя к столу, неторопливо и методично начал разливать по мискам странное варево. Анна украдкой смотрела на него исподлобья, вникая в сказанное и утирая слёзы порванным рукавом – когда шла в замок Хозяина Леса, случайно зацепилась за особенно острый сук и испортила шубу, а вместе с ней и чудесное платье. Тяжело и печально вздохнула, вспомнив, как среагировал бы на такое отец: королевская дочь, а ходит в тряпье!
Ей хотелось сказать ему грубость. Просто затем, чтобы знал – её унижать нельзя, она уже взрослая и может без труда постоять за себя. Да только вот почему-то обида оказалась такой глубокой, что девочка даже не находила подходящих слов, чтобы выразить её. Анна толком не понимала, на что больше всего она озлоблена: предательство отца, плен в бескрайнем лесу или бледный человек, приставленный к ней в качестве надзирателя. Впрочем, она старалась думать, что он всего лишь паж.
Хотя какой уж там паж, – печально подумалось Анне, – настоящий наглец, такого даже с родословной из двадцати поколений взять к себе стыдно: грубый, нахальный, никакого почтения к…
Девочка всхлипнула.
К дочери короля. Короля людей, лютого, злейшего врага лесного чудовища.