о том, что я видел, передам начальству. Как оно решит, так и будет…
Претендующий на должность палача и его кум поклонились мне и предупредительно бросились подать пальто. Подавая его, Грядущий, однако, заговорил опять:
– Ваше высокоблагородие, когда же мне примерно ожидать решения? Потому что ежели что, то я согласен и на преступление-с…
– Это на какое? – невольно спросил я.
– Да так себе… Отвезу Платера в гости, а сам отправлюсь в Шлиссельбург. Продам там лошадей и карету, явлюсь в Новгород, объявлю, что я – непомнящий родства, бродяга. Посадят меня, значит, в тюрьму, а там я и заявлю начальству, что желаю быть заплечным мастером…
– Ну, это ты всегда успеешь сделать, – сказал я и собрался уже совсем уйти, как кумовья, что-то вспомнив, опять захлопотали.
– Ах ты, боже мой! – воскликнули они. – Да что же это мы!.. Ваше высокоблагородие, выкушайте водочки, вина, закуски, чего душе вашей угодно… Может, прикажете, что на дом прислать?!..
Но я уже ушел.
На другой день, явившись к бывшему в то время обер-полицеймейстеру графу Петру Андреевичу Шувалову, я подал ему докладную записку обо всем рассказанном выше. Прочитав ее, граф развел руками и сказал:
– Вот подите же!.. Ведь почтенного адмирала я хорошо знаю. Припоминаю, кажется, даже его кучера… Вот вам и загадка. Сидишь себе в собственном экипаже и не знаешь, что за человек такой перед тобой на козлах сидит… Впрочем, обо всем этом я переговорю лично с адмиралом и обо всем ему сообщу.
Несколько дней спустя граф вызвал меня и сказал, что кучер адмирала Платера отослан на испытание в госпиталь, и поручил мне узнать от госпитальных врачей, какого они мнения об этом человеке.
На следующий день утром, при разборе мною в участке арестованных, тот же мой вестовой, Сергей, сообщил мне на ухо, что человек, недели полторы назад давший ему тридцать копеек, теперь дал ему уже полтинник, лишь бы он доложил мне о нем.
Я велел его впустить. Дорожкин (кум палача-любителя), держа в каждой руке по кульку, вошел и повалился мне в ноги. Из его слов я понял, что он выражает мне благодарность за якобы уже состоявшееся определение его кума на должность палача, так как он слышал, что Грядущего увезли уже куда-то на «пробу»… Кульки были, конечно, «благодарностью» кума.
К этому куму, прогнав Дорожкина, я и отправился в здание госпиталя.
В то время в госпитале служил знаменитый впоследствии профессор Антон Яковлевич Красовский, который и провел меня в камеру, где в качестве испытуемого содержался наш воображаемый заплечных дел мастер – кучер Семен Грядущий.
Он встретил меня низкими поклонами и с выражением особенной признательности за определение его на должность палача.
– Здесь меня уже пробуют, ваше высокоблагородие, гожусь я или нет, – заявил он. И тотчас же попросил у дежурного врача позволения испытать при мне свои способности. Эта просьба была тут же исполнена. Его вывели в палисадник, где была приготовлена кукла в человеческий рост. Семену выдали мочальный плетеный кнут наподобие