выходим из каюты, как попадаем в нешуточное столпотворение.
Когда три тысячи укачанных желают одновременно сойти на берег, такое неизбежно.
Однако на лестнице столпотворение и вовсе уж превращается в глухой затор.
– Отчего не движемся? – вытянув шею, пытаюсь я постичь причину данного феномена, как вдруг замечаю, что пролётом ниже отдыхающие аккуратно перешагивают нечто распластанное.
С приближением выясняется, что это девушка. Хрупкая, иссиня-бледная, в бейсболке и теннисной юбке. Рядом с распластанной стыдливо жмётся к перилам её смущённый бойфренд.
– Хау а ю? – склонившись над синенькой, любопытствую я у юноши. – В смысле, уот с ней хэппенд?
– Хэнговер, – со вздохом отвечает тот.
– Понятно, – нащупываю я на голубоватой шее слабенький пульс. – С бодуна, значит. Вчера жарилась на солнце, закидывалась коктейлями, а сегодня получите и распишитесь…
– Итц дегидрейшен! – докладываю я парню. – Обезвоживание!
– Итц окей! – кивает он. – Мы уже вызвали парамедика. Так что донт вори и сенкью.
Но нам же сенькай, не сенькай, мы – по жизни «вори». Поэтому через пару секунд жена уже поливает девчушку водой из нашей фляги, а я приступаю к реанимационным действиям. Точнее, к транспортировочным.
– А ну-ка, катч! – говорю я юноше, подхватывая бесчувственную под коленки. – Я – ноги, ты – голову!
Однако парень не реагирует. Демонстрируя нам своё недоверие показной отрешённостью, он задумчиво грызёт свои ровные ногти.
И тогда я говорю твёрже:
– Камон! На ван-ту-сри, пока она язык не проглотила!
И тут упрямец наконец берётся, и мы относим девчушку в укромный уголок.
– Клади! – не выпуская из рук остреньких коленок, приказываю я своему напарнику. – Голову даун, ноги – ап! Андестенд?
Однако то ли товарищ не «андестенд», то ли из-за ослиного упрямства, но он пытается свою подружку усадить, отчего та провисает английской буквой «ви», и её и без того коротенькая юбчонка окончательно задирается.
– Даун! – кричу я юноше. – Ты даун, понимаешь?! А я – ап!.. Голову – майна! Ноги – вира!
На этот раз упрямец понимает всё верно и, поспешив исправиться, так резко опускает свою сторону, что меня перевешивает.
«Да-ёж-тебе-ж-в-матрицу!» – пытаюсь я перехватить ускользающий таз прелестницы и, бухаясь на колени, клюю лицом в радушно развалившиеся передо мной бёдра. Молочные ляжки на моих ушах захлопываются. Тощие икры повисают за плечами…
– Поаккуратнее! – косится на меня супруга, меланхолично окропляя водой девичье личико.
– А?! – выныриваю я из-под теннисной юбки, чуть оглушённый.
– Поаккуратней, говорю, с оживлением.
– Так меры же экстренные, – ещё сильней запрокидывая пациентке ноги, пытаюсь оправдаться я.
И тут подопечная подо мной шевелится.
– Ху а ю? – размыкает она чуть порозовевшие уста.
– Френд! – доверительно выдыхаю я. – Донт вори.
– А что