частые хлопки автоматного огня. „Окружили!“ – завопил кто-то с диким матом, мы кинулись удирать по лесу вправо. Только потом мы поняли, что немцы стреляли разрывными пулями, которые разрываясь, действительно сильно хлопали.»
Впоследствии, уже будучи комиссаром партизанского отряда, я тоже испытал на себе такое «окружение».
Рассказ раненого солдата вызвал у меня чувство какой-то неприятной досады.
«Почему же у нас – думал я, – мало автоматов? Ведь, кажется, еще Финская война научила нас уважать это оружие!»
И вот я в кабинете у комиссара окружного госпиталя, которого призван был заменить. Передо мной на стуле еще довольно молодой мужчина лет 38—44 на вид, плотный, среднего роста, с чистым приветливым лицом, в звании политрука, то есть с одной шпалой в петлице. В Армию он пошел добровольцем, и я почувствовал, что этот товарищ просто «смертельно» полюбил окружной госпиталь и прочно занял исходные позиции для борьбы со мной, присланным. Забегая вперёд скажу, что так по его и вышло. Он остался «добровольцем» в Свердловске, я уехал с полевым госпиталем на фронт в строевые части.
Посмотрев мои документы, он ничего не сказал, подумал немного и крикнул в открытую дверь соседней комнаты: «Николай Александрович!». Из соседней комнаты к нам вышел мужчина лет под пятьдесят, суховатый стройный, по-видимому довольно крепкий. Тонкое, чистое, продолговатое лицо, но с большой горбинкой. «Поповской породы» – почему-то подумал я и не ошибся. Николай Александрович Пономарев, врач областной больницы, был действительно сыном священника, как я узнал потом.
«Николай Александрович, – обратился комиссар к вошедшему – вот вам комиссар госпиталя, познакомьтесь.»
«Начальник полевого госпиталя Пономарев», – промолвил тот, подавая мне руку.
«Пичугин», – ответил я, пожав ему руку.
«Вы на какой были работе?» – обратился ко мне Пономарев.
«В должности заведующего отделом пропаганды и агитации», – ответил я.
«Хорошо, очень хорошо, – обрадовался Пономарев, – следовательно, Вы политическую работу знаете, а я ведь воспитатель никудышный.»
Комиссар улыбнулся:
«Значит сошлись, пишите направление».
Тихо промолвил я, когда писал под диктовку: «Пичугин Михаил Павлович направляется комиссаром восемьсот пятьдесят восьмого полевого инфекционного госпиталя… Вот тебе, брат, и «комиссаром окружного госпиталя в Свердловске».
«Ну, – обратился я к Пономареву, – пошли в госпиталь, где он у вас?»
Пономарев рассмеялся.
«Пока госпиталь – это я и вы. Нам с вами придется заняться его формированием.»
Я ничего не ответил, и мы вышли на улицу. Затем вскочили оба в трамвай и прибыли на улицу Щорса, недалеко от барахолки, в пустующее здание начальной школы, где и должен был формироваться госпиталь. Ночевал я один в пустой школе, в углу одной из комнат на подстилке из сена, которое нашел