и сумел бы управиться здесь со своим делом! Но к чему и говорить-то об этом, ведь это – невозможно!..
– Ну, Джон Галлет, – снова заговорил дон Педро, – я вижу, вас еще можно спасти от золотой лихорадки. Я готов дать вам средства, необходимые вам для того, чтобы поселиться здесь: а вы мало-помалу выплатите мне долг за несколько лет. Согласны?
Галлет не верил своим ушам. Кто он такой для этого человека? – простой чужеземец, и больше ничего! А между тем испанец осыпал его благодеяниями… В душу Галлета закралось подозрение.
– Скажите мне откровенно, сеньор Педро, что это значит? – спросил он. – Сперва вы на несколько недель принимаете меня в свой дом: теперь предлагаете мне деньги и средства, чтобы дать мне возможность навсегда поселиться в ваших местах… Зачем вы это делаете? Ведь благоразумный человек ничего не делает без цели и без достаточного основания…
Дон Педро покачал головой.
– Неужели же вы не понимаете, что можно делать добро своим ближним просто от чистого сердца, только из человеколюбия? – спросил он в ответ. – Почему я обратился к вам с таким предложением? Да потому, что мне жаль вашу жену, вашего бедного ребенка: потому, что я готов помочь всюду, где могу, наконец, потому, что я – калифорниец! Это свойство в нашей крови. Мы принесли его сюда из нашего прежнего отечества, где выше всего когда-то ставились понятия о рыцарстве и благородстве… ведь испанское гостеприимство вошло в пословицу. Но ведь вы не понимаете меня, вы – сын другой страны, где думают и чувствуют совсем иначе. Однако отбросим это. Предложение мое высказано без всякой задней мысли, без всякого лукавства. Теперь ваше дело выбрать, что лучше. Подумайте только о вашем ребенке!
И дон Педро встал, надвинул на загорелый лоб сомбреро и собрался уйти: подозрительность чужеземца оскорбила его. Однако Галлет не собирался отпускать его.
– Вы – настоящий джентльмен, сеньор! – сказал американец, – простите мою подозрительность! Со мной случилось то же, что и при первом вашем появлении, когда я схватился за револьвер. Мы впитываем в нашей земле эту подозрительность вместе с молоком матери. Дайте мне срок до завтра: я хочу переговорить сперва с женой, а пока – примите от меня сердечную благодарность.
В эту минуту на веранду вошли Антонио и Джордж. Они обошли весь дом и конюшни. Антонио рассказывал своему спутнику о жизни в горах, и теперь Джорджу еще больше понравилась гасиенда.
– Как только мы найдем достаточно золота, – говорил он, обращаясь к Антонио, – мы также переселимся сюда. Тогда ты увидишь, зачем нужно золото. Взглянув на наш дворец, на наши конюшни и лошадей, ты поймешь в каком маленьком домишке ты живешь.
Антонио расхохотался.
– Мне не надо ничего, – отвечал он, – мне все равно, где жить, – во дворце или в простой хижине: ведь я редко сплю под крышей. Гораздо лучше спится под открытым небом, с седлом вместо подушки, под одеялом из буйволовой