мной все народы склонили бы головы. Мануила же никто не боится: ни турки, ни сицилийские норманны. Его даже жалкие болгары и сербы ни во что не ставят».
Андроник умело скрывал свои мысли, проговариваясь лишь в присутствии самого верного своего слуги – евнуха Алепы, но тот был готов отдать за него жизнь. Слушая подобострастные поддакивания евнуха, честолюбивый родственник императора все больше укреплялся в желании занять престол.
Но пока что у Андроника не было возможностей для осуществления его замыслов, и чтобы унять досаду по этому поводу, он с головой окунался как в грубый разврат, так и в изысканные утехи. По ночам двоюродный брат императора бывал в самых отвратительных притонах Константинополя, днем он посещал театральные представления, а по вечерам любил слушать у себя дома искусных музыкантов.
Однажды Андроник Комнин пожелал, как обычно, насладиться музыкой. Он восседал в похожем на трон резном кресле, которое стояло на возвышенности, посреди украшенного по-восточному зала и лениво оглядывал выстроившихся в ряд музыкантов с инструментами: рожком, кифарой, сантурином и лирой.
Андроник недовольно поморщился.
– А где флейта? Куда подевался Нестор?
– Преставился Нестор, – отозвался толстогубый парень с лирой. – Нынче поутру его хватил удар.
Андроник грозно посмотрел на Алепу.
– И ты не нашел за день другого флейтиста?
– Нашел его, мой господин, – прогнусавил евнух, кланяясь.
– Нашел? Так почему же его здесь нет?
– Он за дверью, мой господин. Сейчас приведу.
Алепа просеменил к двери и крикнул:
– Фотий!
В зал робко вошел бедно одетый юноша с флейтой в руках. Андроник окинул его критическим взглядом. Музыкант был невысоким, очень худым, но довольно пригожим юношей.
– Ну, давай, играй! – властно велел флейтисту Андроник.
Юноша поднес флейту к губам, и по залу полились самые прекрасные звуки, какие только мог издавать этот инструмент. Мелодия была изумительной: в ней слышались грусть и веселье, нежность и страсть, тоска и надежда на счастье.
Когда музыка закончилась, Андроник похвалил юношу:
– Хорошо играешь.
Флейтист поклонился.
– Назови свое имя, – велел Андроник.
– Здесь я Фотий, а на родине был Гудимом, – сказал юноша, с трудом подбирая греческие слова.
– А где ты родился?
Флейтист печально вздохнул:
– На Руси.
Только теперь Андроник обратил внимание, что у флейтиста волосы светлые, кожа не смуглая, хотя и загорелая, а глаза прозрачно-голубые.
– Как же ты попал в Константинополь?
Музыкант виновато развел руками.
– Прости, князь, но я не сумею рассказать об этом по-гречески. Мало я еще знаю ваш язык.
– Ну, не сумеешь, так не сумеешь. Давай, сыграй что-нибудь трогательное.
Полилась заунывная душещипательная мелодия, так тронувшая