Нет, по сравнению, скажем, с Вадиком, ты может и не совсем дурак. Впрочем, не знаю. Это не важно. – Цицерон понизил голос и заговорил твердо: – Никуда я отсюда не съеду. Ты, Рылеев, не представляешь себе, что мне пришлось пережить, чтобы получить уютный уголок в этом дурацком аквариуме. Я апеллировал к родовым чувством хачей, давил на остатнее чувство вины русского чиновника – сказал ему, что хотя бы один хачара должен же жить в здании, если просится, иначе неприлично. Я закидал взятками целый взвод каких-то самодовольных застройщиков; мне пришлось упоминать историческую русскую терпимость по отношению к хачам, и прочая, и прочая, унижаясь, кривя душой, дабы получить место в списке. Заодно и тебя с Вадиком, кретинов безмозглых, в список пристроить. Вадик очень просился, у него совершенно нет вкуса, а ты не просился, но ты … хмм…
– А я – русский, – подсказал Рылеев.
– Именно. Должен же быть в здании хоть один исконно русский мужик, а то ведь разговоров не оберешься. А у меня клиентура.
Он снова, продолжая говорить, отошел от рояля и направился к госпоже Дашковой, которая начинала клевать носом и журнал – вот-вот выпадет из рук.
– Стоила ли игра свеч? – риторически спросил Цицерон, обращаясь все так же к Рылееву. – А как же! Благодаря моим усилиям я теперь не просто «сутяга, не проигравший ни одного дела за десять лет» или «тот пронырливый хачара».
Он успел поймать журнал, который госпожа Дашкова наконец-то выронила (и проснулась), и вручил его ей, не прерывая монолог.
– Любой ожиревший олигарх в этом городе и окрестностях, у кого на счету больше десяти миллионов зеленых, а на руках тяжба, знает, что может нанять очень хорошего адвоката. Или очень известного адвоката, тоже хорошего. Или же, если ему очень повезет – «того черножопого из Спокойствия». Визитная карточка, Рылеев! Так что, видишь ли, Рылеев, нельзя мне отсюда съезжать, никак нельзя. Половину дохода потеряю.
Рылеев поставил стакан с виски на крышку рояля. Цицерон укоряюще на него посмотрел. Спохватившись, Рылеев убрал стакан с крышки.
В этот момент Светлана Либерман закричала истерически:
– Прекрати сейчас же!
Вадик, супруг ее, поднял глаза от компьютерного планшета который, скорее всего, и являлся источником раздражения супруги. Спросил устало:
– Что прекратить? Поточнее выразись, будь добра.
– Ты что, издеваться надо мной вздумал? Сволочь! Я твоя жена, подонок. Я подарила тебе лучшие годы жизни и двух неблагодарных детей. Что же я, внимания не заслуживаю по-твоему?
Вадик положил планшет рядом с собой на диван. Светлана от него отвернулась. Он спросил:
– Тебе хочется поговорить?
– Совершенно не хочется.
– Тогда, может быть, прогуляемся? Погода хорошая, на Фонтанке прохладно.
– Нет.
– Ну так, ради всего святого, что тебе нужно? Что?
– Оставь меня в покое.
– Ну так ведь именно это … ведь я тебя не беспокоил