не годен. И потом, не зря говорят: красивый муж – чужой муж!
– Батюшка! – возмутилась Мария.
– Что «батюшка»? – посуровел Воронов. – Я хочу видеть рядом с тобой надежного, состоятельного человека, который умеет работать, а не самодовольного щеголя, который пустит по ветру твое состояние…
Отец говорил солидно и обстоятельно, как будто обсуждал важную сделку. Для него её – дочери, родной кровиночки – брак и был сделкой!
– Но Дмитрию совсем не нужны мои деньги! – слабо запротестовала она.
– Э-э, – махнул рукой отец, и в голосе его зазвучало застарелое презрение. – Слыхали мы эту песню! Только вот и другое нам ведомо: «Был бы сват насквозь свят, кабы душа не просила барыша». Или еще говорят: «И святой барыша ради молится». Жизнь есть жизнь, и раз ты этого не понимаешь, то уж позволь батюшке с такими вещами разбираться!
Тон, каким говорил отец, не оставлял ни малейшей надежды на то, что его можно переубедить.
– Мария, ты хорошо поняла меня? – строго произнес он, давая понять, что разговор закончен. – Выкинь из головы этого Одинцова… Тем более его отец под конец жизни стал горьким пьяницей и мотом, даром что статский генерал. Отчего, собственно, и разорился. Да и матушка… – он замялся, – так сказать, не была безупречной…
– Но мы решили пожениться… – растерянно пролепетала девушка. – И при чем тут родители Дмитрия, если они давно умерли?
– Нет, этого не будет, – сурово отрезал Михаил Еремеевич. – И хватит говорить об этом. Я не хочу, чтобы вы вообще виделись. Ты слышала?
Мария поняла, что, по крайней мере, сегодня к этому разговору возвращаться не стоит.
– Я слышала, папенька. Но если ты против моего брака с Дмитрием, то тогда и мне будет позволено отказать кое-кому?
– Это о ком же ты?
– Твой компаньон… Господин Арбенин меня домогается. Он требует, чтобы я согласилась стать его женой. Он уверен, что ты хочешь видеть в нем своего зятя и с радостью примешь в семью. Вот так. – Она выпалила это на одном дыхании.
К ее ужасу, отец с ничего не выражающим лицом откинулся на подушки и стал молча перебирать биржевые сводки. Большие, черного дерева с бронзой, напольные часы отсчитывали секунды тягостного молчания.
– Папа! Объясни мне, что все это значит! Ты хочешь сказать, что… господин Арбенин не лжет, ты действительно хочешь этого? Это ведь неправда, да? Я не хочу за него замуж! – Мария почти кричала.
– Я… видишь ли, Маша, – тяжело вздохнув, начал отец, – не желал говорить тебе об этом сейчас. Думал дождаться более подходящего момента, когда ты выкинешь из головы этого своего никчемного сопляка.
– Дмитрий не сопляк, папенька! Как ты можешь так говорить о нем? Он не богат, но сам прокладывает себе дорогу в жизни, и… я люблю его! Он…
– Я запрещаю тебе даже думать о нем! – рявкнул Воронов, привстав. – Успокойся и послушай меня, Мария, – продолжил он, уже смягчившись. –