томно донеслось до него из недр аппарата. Это была Рыжая, Ольховский знал ее, администратора. Она всегда так говорит «алло-о», как будто параллельно с разговором откусывает что-то сладкое. У нее с ресниц сыпется черная тушь, и лицо она обрабатывает каким-то жирным кремом. Ольховский подозревал, что, если бы не возраст, она сама не прочь бы пополнить штат своих куртизанок, так она любезничает с ним, если он приходит.
– Здрасьте. Кто из девчонок свободен? – Он говорит бодрым голосом, хотя все эти условности ему неприятны. Слово «девчонка» несет в себе какой-то здоровый задор. Эти же – кто угодно, но вот не «девчонки».
– Девочки? – переспросила та и начала перечислять. Ольховский готов был поспорить, что она загибает пальцы.
– Сейчас три девочки есть: Оля, Альбина и Мариночка… Виолочка должна прийти через полчасика… А вы когда планируете подъехать? Может, еще Диночка освободится.
– Да нет, я тут рядом…
Альбина и Мариночка Ольховскому были знакомы, он даже помнил имя Мариночки, крашенной в брюнетку, – Олеся. Глуповатая девка. Да и Альбина, чернобровая красавица восточных кровей, – отнюдь не его чашка чая. У Альбины над губой есть крошечные черные волоски, похожие на усики.
Остается неидентифицированная Оля, или, если подождать полчасика, неизвестная Виола, или красивая высокая Дина. Неприятно только было думать, что Дина может попасть к нему напрямик из чьих-то потных и, учитывая субботу, нетрезвых лап и, что хуже, прямо из-под нетрезвого, потного тела. Целовать ее соски – как пить пиво из одной бутылки с предыдущим ее клиентом, даже хуже! Хотя все они там из-под… Плюс-минус.
В общем, все надежды Ольховский возлагал на Олю: может быть, она не подведет?
– Ладно, – наконец произнес он. – Буду минут через десять.
– Ждем! – опять откусила сладкого Рыжая. Такие, как она, мягко стелют, да и спать-то мягко, он знает, но упаси Бог иметь с ней разногласия. Хотя какой Бог, ему здесь, понятно, ходу нет, конечно, упаси Дьявол… Этой Рыжей палец в рот не клади…
Плести причинно-следственную паутину между появлением сыновней принцессы в их квартире и сомнительными похождениями Ольховского сейчас было бы слишком примитивным. Если бы каждая красотка вызывала такой приступ, не хватило бы ни страстей, ни денег. Настя напомнила о еще не уснувшей потребности в таких Настях – тех Настях, которым двадцать, а не сорок… О Настях с розовой кожей и хорошими зубами, в меру остренькими к тому же. О Настях со странным выражением наивности и порока в глазах. И потому даже в том месте, куда он направлялся, был большой риск не найти того, что ему требовалось по несправедливому к женам закону природы. Порока там сколько угодно, а вот наивности…
В общем, все равно это был эрзац! Заменитель. У той, кто была нужна Ольховскому, от Насти должны быть как минимум юность и хоть какое-то, пусть незаслуженно нарисованное им, подобие несмятости. Не много ли требований к одной неизвестной Оле?
Он набрал код на парадной, поднялся на лифте на одиннадцатый этаж. Не дожидаясь звонка, дверь лязгнула и заскрипела.
– Здравствуйте, –