взгляд, когда двое мужчин, которых она никогда до этого не видела, приехали за ним на автомобиле, помогли ему подняться и набросили одеяло на плечи. Один из них, высокий и худощавый, без иностранного акцента, сказал Елене, что они у нее в долгу и надеются на ее благородство и молчание, подкрепив свои слова жестом, хоть и вежливым, но одновременно неуместным, и тут человек, вышедший из моря, посмотрел на нее в последний раз, пристально и напряженно. С его теплых губ, растянувшихся в благодарной улыбке, сияющей и светлой, слетело слово grazie[9].
Собака первая что-то чувствует: поднимает уши, затем голову, которая до того лежала на лапах, и с тихим ворчаньем смотрит на дверь; Елена отрывается от книги и прислушивается.
– Тихо, Арго. Успокойся… Замолчи.
Ничего не слышно, но собака не успокаивается. Елена встает, гасит свет неяркой лампы, открывает дверь и выходит в темноту садика, как раз когда вдалеке слышится шум со стороны близкой горной гряды Карбонера. Через несколько минут гул низко летящих самолетов разрывает тишину ночи, тени скользят по стене дома, направляясь к Гибралтару, освещенному только луной.
Опять они, думает Елена. Они снова здесь, в небе.
Их не было уже десять ночей.
Она неуверенно отступает, пытаясь найти защиту, прижавшись к стене дома, собака трется о ее ноги, и тогда Елена видит, как над бухтой пролетают быстрые черные силуэты, и тут же над темной массой британской колонии загорается дюжина тонких и длинных, необыкновенно ярких лучей. Стрелы прожекторов целят в небо, словно на каком-то странном празднике. Один из них выхватывает из темноты черные очертания самолета, потом еще одного, но тут же теряет. И сразу же стремительные лучи со всех сторон ощупывают небо; сухие, монотонные артиллерийские залпы не заставляют себя ждать. Бум, бум, бум, слышатся один за другим. Бум, бум, бум, бум, бум. Бело-голубые полосы взмывают ввысь и рассеиваются по воздуху или падают в море, отражаясь в воде, мимоходом освещая силуэты судов, стоящих на якоре. И через мгновение взрывы бомб, сброшенных на Пеньон, вспыхивают оранжевым, и слышится глухой звук, который отдается в груди Елены, словно бой барабана.
Это длится не больше минуты. Внезапно разрывы бомб и противовоздушные залпы артиллерии прекращаются, прожекторы еще несколько секунд ощупывают пустынное небо, но и они гаснут один за другим, возвращая ночи сияние звезд и луны. Огромная скала вновь становится темной массой, и единственная точка, далекая и ясная, которая ее освещает, – отблеск пожара, что пылает, похоже, в зоне Гибралтарского порта. И снова в бухте воцаряется покой.
Елена входит в дом и вставляет вилку в розетку, чтобы продолжить чтение, но света нет. Легко и привычно она на ощупь находит спички, поднимает стеклянный колпак газовой лампы и колесиком регулирует фитиль. Желто-оранжевый свет заполняет небольшую гостиную, освещает стеллажи с книгами, поставец с фаянсовой посудой и бутылками, кресло-качалку, стол и ковер, на котором снова лениво разлеглась Арго. Он