остановили пять раз. Документы сначала проверяли агрессивно, обнюхивали собаками, но, изучив паспорт и поняв, что я – одно из основных действующих лиц происходящего цирка, отпускали дальше, признавая, что, да, шапку носить можно.
Сам суд был огорожен. Перед узким проходом была непреодолимая толпа журналистов. Дальше случилась проблема следующего характера. Стоим полностью зажатые толпой. В одной руке у меня стакан кофе с надписью «Олежка», в другой – сумка, на другом конце сумки – жена. На голове – маска. Журналисты косятся. «Пропустите, говорю, господа. Я брат Навального, меня тут должны судить». Все смотрят с недоверием, кто-то с улыбкой, в основном с пренебрежением, подозревая во мне маргинала.
Сумку отпустить нельзя, так как есть вероятность, что ее тут же смоет людской массой. Но сумка – черт с ней. Опасаюсь за хрупкую Вико. При помощи одной только головы маску снять не могу. На помощь приходит закон, как в любом правовом государстве. С четкостью, которая свидетельствует о долгих тренировках, толпу режет клин полисменов – из толпы выдергивают экстремиста. Экстремист выливает содержимое стаканчика с кофе на одного из стражей. Бледно-бежевые брызги почти сразу застывают на морозе и на менте, напоминая собравшимся, что скоро Новый год.
Экстремист – это я.
Экстремист кричит: «Что вы делаете, дебилы?!» – и, улучая момент, сдирает маску. Судебный пристав, стоящий на входе, узнает меня и убеждает стражей, что я не экстремист. Пристав с укором говорит:
– Провоцируете, Олег Анатольевич.
Страж, облитый кофе, что-то мямлит про то, что маска – это спецсредства. Требую у толпы вернуть мне жену и сумку. Жену возвращают слегка взъерошенную, но веселую.
Дальше все очень стремительно. Судья читает резолютивную часть решения. Присуждает мне три с половиной года колонии. Я пишу в чат в WhatsApp друзьям: «3,5. Я поехал». Выключаю телефон и отдаю его жене. Брату присуждают три с половиной условно. Это всех шокирует.
Надевают наручники, ведут в клетку. Думаю о том, как я попру сумку один.
Когда журналисты уходят, мне через прутья клетки разрешают поцеловать жену и пожать руку отцу. Договариваемся с приставами, что из моей неподъемной сумки и практично подготовленной сумки Бро сделают что-то одно.
Бро говорит, чтобы я не переживал, о семье позаботятся. Это очень помогает.
Дело в том, что на момент приговора:
– часть моих проектов умерла и требовала деньги на похороны;
– часть моих проектов была в процессе и требовала денег на развитие;
– часть моих проектов была в стадии развития, денег еще не приносила, но иногда приносила убытки.
То есть нужны были деньги, а денег у меня как раз не было. Честно говоря, отпусти меня тогда суд, не очень представляю, как бы я выкручивался. Ну а тут такая удача – отправили на гособеспечение. Слепили сумку, и меня, в наручниках, со свитой охраны, повели куда-то вниз.
Карантин
Пишу эти строки ровнехонько через два года после