как и началось.
Я уже ничего не соображала.
Чья-то рука схватила меня за затылок и окунула головой в корыто. Вода, должна была быть ледяной, но я этого не заметила.
Еще никогда я так не радовалась прохладе!
Обожженная правая кисть ныла от боли, и я, также, опустила ее в воду.
Терзающее жжение на время отступило.
Я вынырнула. Мои волосы…, вернее то, что от них осталось, источали едкий пар.
Старушка с сочувствием посмотрела на меня, покачала головой, потом утешающе сказала:
– Ты не расстраивайся, волосы, они ведь отрастут, а вот жизнь так просто не вернешь…!
В тот момент, из-за волос я переживала меньше всего. Больше волновал вопрос: «Неужели я теперь так и буду испускать огненное дыхание, словно дракон?!» И будто прочитав, мои мысли знахарка добавила:
– Будешь учиться выводить пламя через руки, а потом и всему остальному. Все у тебя получится, я уверенна! – она обхватила свой подбородок ладонью, и мне показалось, словно ее кожа стала еще более сухой и вот-вот лопнет. Затем старушка продолжила, – я постараюсь научить тебя всему, что знаю. Но это позже, а сейчас ты должна отдохнуть и выспаться.
Я пару раз кашлянула, выпустив последние искры.
Родные, выбежавшие во двор, так и застыли.
Отец, оказался впереди всех. Его лицо выражало, даже не страх, а скорее тревогу…, за меня. Губы сжались в плотную линию, загоревшие за лето щеки впали, он как-то осунулся в одно мгновение.
Мама стояла чуть дальше, теребя, уже итак весь измятый фартук. Ее длинные каштановые волосы выбились из плотного пучка на затылке. Одна прядь, завиваясь, спадала на большие нежно-голубые глаза.
Тодеуш, мой старший брат, нахмурился, отчего еще больше стал похож на нашего папу. Можно было решить, что он сердится, но на самом деле это была только видимость. Он был просто растерян и боялся это показать.
Мерик, который был старше меня всего на год – наоборот, застыл, приподняв в удивлении брови, а его светлые глаза забегали, устремляясь то на меня, то на знахарку.
Он словно боялся спросить, что это вообще было?
Быстрее всех пришел в себя младшенький – Ким. Он как пружина сорвался и побежал вперед, бросившись мне на шею:
– Селена, сестренка, тебе больно?
Я все еще сидела на земле, руки были безвольно опущены на колени. Одно плечо потихоньку начало намокать от слез десятилетнего братика. Левой рукой я провела по его мягким каштановым кудряшкам, а обожженная правая рука так и осталась лежать на коленях. Она снова начала болеть, и я старалась ею не двигать.
Было даже страшно смотреть на вздувшиеся волдыри.
Следом, тоже роняя слезы, ринулась мать, и подбежали братья.
Затем, с места, медленно, словно оттаяв, сдвинулся отец.
Они окружили меня, взволнованные, напуганные, с кучей вопросов.
Ким все еще висел на шее. Я захотела, было, успокоить его, сказать что-нибудь вроде: «все в порядке» или «мне больше не больно». И только тогда я поняла, что не способна произнести ни слова.
Из