со своей разобраться более-менее получилось – утро действительно оказалось мудренее вечера. Конечно, всё это предстоит ещё систематизировать, разложить по полочкам, да просто научиться применять к своей персоне без возникающего ощущения когнитивного диссонанса – но потом, потом…
А сейчас – я вместе с семью другими пацанами (в нашей спальне восемь человек, в пятом отряде – двадцать, мы занимаем три спальни) стою, выстроившись посреди комнаты, и наблюдаю, как строгий дежурный командир в компании не менее строгой «дэчеэска» Любы Поливановой придирчиво выискивают упущения в санитарно-гигиенической картине нашего дружного коллектива. И находят, к безмерному стыду, в моём лице. Ногти не подстрижены – кошмар, ужас, АдЪ и Израиль…
Что любопытно, выговор за это получил не я, как тип несведущий, ненадёжный и никак пока себя не проявивший, а комотряда Олейник. Надо было видеть, как пошла красными пятнами его круглая физиономия! Но дисциплина здесь на высоте – он звонко отчеканил «Есть проследить за новичком!» – и отмахнул правой рукой подобие пионерского салюта. Вообще, как я успел заметить, этот жест здесь сопровождает получение любого официального указания – от распоряжения отнести стул в другую комнату до сдачи рапорта дежурному командиру во время поверки. И коммунарам эти игрушки, похоже, нравятся…
После завтрака (сладкая рисовая каша на молоке, кубик золотистого масла, чай и вдоволь хлеба) Мы отправились в школу – благо, до окончания учебного года оставалось ещё больше недели. Выяснилось, что члены нашего отряда ходят в разные классы – здесь их называли «группы» – кто в четвёртую, кто в седьмую, а кто и вовсе в девятую. Обучение к моему удивлению велось тут совместно, мальчики и девочки сидели в классных комнатах вместе. А я-то думал, что с раздельным обучением в школах покончили только после войны, году, эдак, в пятьдесят четвёртом-пятьдесят пятом.
Но к делу. Школа помещалась в отдельном здании позади главного корпуса. На уроки я не попал – меня отвели в кабинет заведующего и предложили посидеть, подождать. После чего, как сообщил Олейник, предстояло собеседование куда как более ответственное и судьбоносное – с самим начальником коммуны. Он сообщил это с чрезвычайно многозначительным видом, подняв к потолку (вероятно, для пущей убедительности) палец. Я проникся, сел на стул и стал ждать, рассматривая от нечего делать корешки книг в книжном шкафу. Обнаружив полку с учебниками, я подошёл, и стал один за другим, вытаскивать их и пролистывать. Раз уж мне предстояло валять дурака, изображая из себя школьника-недоучку – следовало, раз уж подвернулась возможность, определить для себя порог знаний. Незачем корчить из себя вундеркинда… как, впрочем, и недоумка. Ничем не примечательный середнячок – вот мой выбор на текущий момент.
– Интересуетесь, молодой человек?
Я обернулся. В дверях кабинета стоял невысокий плотный мужчина лет тридцати пяти, с бритой налысо головой и висячими запорожскими усами. Весь его облик прямо-таки