чашеобразной гардой посередине. Вот что за штука, оказывается, упала этой ночью в нашу траншею.
Понятно, что время, оставшееся до рассвета, мы провели не самым лучшим образом. Никто не знал, как поступить с трупом, пока я не предложил план – очевидный для меня и весьма необычный для остальных – упрятать его в специально выдолбленной яме. Здесь не имеют понятия о могилах. Для покойников существует Прорва.
Об одном только я не подумал: как трудно будет вырубить в древесине достаточно просторное углубление. Мы трудились сначала стоя, потом на коленях, а под конец, при свете нарождающегося дня, даже лежа, но и после этого дно ямы можно было без труда достать рукой. Топорища были слишком коротки для этой работы, а спуститься вниз нам не позволяла колодка. От всего пережитого Яган, похоже, повредился умом. Он проклинал Головастика за дерзость, болотника – за горячность, меня – за то, что я не помешал болотнику. Несколько раз он бросал топор и вновь брался за него только после того, как Головастик весьма красочно и убедительно живописал, что ожидает нас, если служивые наутро обнаружат здесь труп своего дружка.
Когда мы закончили утрамбовывать щепу, которой была засыпана яма, уже окончательно рассвело.
К полудню стало ясно, что норму мы не выполним. Ночное происшествие до того вымотало нас, что топоры буквально вываливались из рук. Невыносимо хотелось спать, голова раскалывалась, а в глазах плыли радужные пятна. Но уж совсем худо мне становилось при мысли о том, что предстоит нам следующей ночью. Ведь как ни вяло мы работали, но на четверть метра все же углубились. Значит, и могилу придется углублять. И так каждую ночь! Долго ли так может продолжаться? Ведь погода, между прочим, стоит теплая. А что, если разрубить труп на мелкие части и вместе со щепой отправить наверх? Нет, не выйдет. Не представляю даже, кто из нас за подобное дело способен взяться. Тем более что содержимое корзин контролируется. Во избежание возможных побегов. Господи, как же быть?
За весь день мы с грехом пополам наполнили всего три корзины. Уж лучше бы вообще ничего не делать! Вместо еды нам бросили сверху кусок засохшего дерьма. Еще и издеваются, гады!
Яган обстукивал топором стенки траншеи в напрасной надежде обнаружить кротовую нору. Головастик сразу уснул, бессильно раскинув натруженные руки. Болотник словно оцепенел, вперив в пространство неподвижный взгляд, и нельзя было понять, что он видит сейчас – стенки траншеи или суровые пейзажи своей родины.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Какая тебе разница. – Он не шевельнулся и даже не посмотрел в мою сторону. – Мое настоящее имя, полученное мной при рождении, известно только женщинам моего Дома. Враги называли меня Душегубом. Друзья – Шатуном. Ты можешь звать меня как угодно: голозадый, вражья морда, падаль болотная.
– Поешь. – Я протянул ему черствый кусок лепешки, который сберег со вчерашнего дня.
– Нет, – ответил болотник, и даже тени благодарности не было в его голосе. – Или завтра я буду есть самую лучшую на свете пищу,