из прибывших с нами уходил сразу, кто-то выстаивал, но неизменно мы поддерживали друг друга на поприще прислужничества, в которое европейцы превратили программу. Суровыми датско-австрийскими вечерами нас с Аней спасали обстоятельные и, как мы верили, глубокомысленные, эпистолярные сочинения друг другу.
Сегодня за обедом хозяйка не перемолвилась со мной ни словом (порой они и с мужем проводят весь ланч в тишине). Деловито она резала кружочками банан, намазывала на черный хлеб масло и накладывала банан на бутерброд. Если у нее кризис среднего возраста, то почему он начался именно в то время, когда приехала я?
– Какой интересный бутерброд! Это вкусно? – я рискнула первой.
– Угу.
– Необычное сочетание.
– Ммм.
– Мы так не едим, надо попробовать.
– А Нильса не будет сегодня?
– Угу.
– Хэлена, что-то не так? Я сделала что-то неправильно?
– Ты протирала пыль с голубого стола? – наконец, её прорвало.
– Конечно.
– Пойдем за мной!
Я смотрела на совершенно чистый, еще пахнущий мылом стол и не соображала, что же не так. Хозяйка согнулаcь под столом в позе, которой позавидовали бы тибетские йоги, и провела пальцем по внутренней стороне ножки, оставляя чуть заметный след.
– Поняла, сейчас протру, – вздохнула я.
– И еще, когда ты моешь пол или стираешь пыль, будь добра, ставь предметы так, как они стояли до этого! И снимай стулья со стола!
Я набрала в легкие воздуха. Раз-два-три…
– И еще: каким средством ты протирала вчера раковину?
– Тем, в голубой бутылке.
– Надо мыть, которым в белой, – неделю назад она твердила, что в голубой.
И я, ненавидя себя до последнего сантиметра, побрела исполнять ее приказания. «Что я здесь делаю, в этой чужой стране с этими чужими людьми? Почему я еще здесь?» – мучал меня глубокий экзистенциальный вопрос, на который я пока не находила ответа. Для чего-то же я решилась на это отважное приключение. Какой-то из этого должен быть толк?
За полдником я недосчиталась одной тарелки. Стульев тоже было только восемь.
– Клаус придет? – спросила я у хозяйки.
– Да.
Значит, в списке гостей нет меня.
Для этих людей меня просто не существует. Это еще хуже, чем экзистенциальный кризис: когда ты точно знаешь, что ты есть, но другие постоянно заставляют тебя в этом сомневаться.
Нильс умеет кричать
«Гольф» Нильса глох уже второй раз.
– Ты действительно хочешь, чтобы я отвезла тебя домой?
– Кейт, у тебя же есть права – в чем дело? – Нильс требовал отвезти его домой из летнего домика за городом на ферму. Хозяин слегка выпил, и его, вероятно, тянуло на подвиги.
Я повернула ключ зажигания.
– Я давно не водила.
– Ну и что, у тебя же