прямо сказать ей, что скоро её отец умрет.
– Нужны какие-то лекарства? – спросила она так же спокойно.
– Нужно приобрести Глиатилин и Мексидол, остальное у нас есть.
– Хорошо.
– Запишите мой номер телефона. Как соберётесь сюда ехать, звоните.
У меня была надежда, что дочь заберёт отца в областную больницу, где ему смогут оказать квалифицированную помощь, смогут провести необходимое обследование и лечение, а после и реабилитацию. Все равно, я надеялся, что дед Костя поживет ещё хоть немного.
Я вышел из отделения почты. Солнце поднялось, но из-за начавшейся метели оно было какое-то далёкое, мутное, неприветливое. Метель уже бушевала во всю. Снежная крошка поднималась высоко и набивалась в глаза и за шиворот, больно кололась в щеки. Тополь, раскачиваясь ещё сильнее чем прежде, жалобно скрипел стволом. Ворона, сидевшая на нём, куда-то скрылась, так и не справившись со своим равновесием. Я втянул голову в плечи и, зажмурившись, как китаец во время песчаной бури, быстрым шагом зашёл в больницу.
В палате около кровати деда Кости, на стуле сидела бабушка Лизавета. Оказалось, что она приехала на попутке, а пока я был на почте, она зашла в больницу. Держа деда за руку, она бесшумно плакала и вытирала слезы платком. Дед что-то мычал, пыхтел, но ничего не было понятно. Наверное, он как мог, пытался успокоить бабушку.
– Я Людмиле позвонил, – сказал я, войдя в палату, – обещала приехать.
– Да куда там, – ответила баба Лиза, украдкой вытирая слезы, – метель-то вон какая…
– Ну, значит, после метели приедет! – ответил я. – Ждём!
О том, чтобы в такую метель везти больного в районную больницу, не могло быть и речи. Метель разыгралась не на шутку. На обед домой я так и не пришел – не было времени. Домой я шел уже в темноте, по колено утопая в снегу. Уставший, с болью в шее и в полной растерянности: «Что мне делать с таким тяжелым больным?».
Дома было тепло и светло. Дочки играли в зале, жена суетилась, накрывая на стол.
– Завтра, если что, выходной, – сказала она. – Побудь дома, хоть один день?
Я пожал плечами.
Как я могу что-то обещать? У меня в стационаре больные. Они на меня надеются, ждут помощи. Не могу же я послать всех к черту, только потому, что у меня выходной? Именно в тот момент, у меня впервые возникла мысль, что я не принадлежу сам себе, у меня нет никаких гарантий и планов на завтрашний день. Какая-то беспощадная постоянная ответственность, повинность.
За окном, метель сошла с ума. Выло так, что казалось сам чёрт лезет к нам через печную трубу, но застрял в ней и теперь от досады воет. Вот под этот вой и хлопание калитки соседского дома я и заснул. Проснулся от полнейшей тишины. Мне показалось, что я оглох во сне. Прислушался. Рядом, уткнувшись мне в плечо тихо сопела жена.
«Метель закончилась, – подумал я и повернулся на другой бок. – Это хорошо!»
…
Темно… Темно и тихо. Странно… Вроде бы уже почти десять утра, а темно. Что случилось?
Встал