Веда, Маг, Человек и Пес – так себе компания, хотя если выкинуть самого блохастого из этих четверых за борт, то остальным дышать станет легче. Ты ведь умеешь по-собачьи плавать – так ведь, Волк? – рассуждала Нирвана с типичной для нее отрешенностью.
– Не пес, а шаман – это во-первых. А во-вторых, боюсь, что ты переоцениваешь мои способности, я не столь талантлив, – ехидно ответил ей Волк.
На самом деле настроение у всех четверых было подавленное, и внутренне они желали, чтобы эта лодка никогда не причалила, а все так же продолжала безмятежно качаться на голубых волнах, ведь падение острова Росс являлось предвестником наступления времен очень темных и безрадостных. Никто, за исключением Нирваны, не знал чего стоит ожидать от этого путешествия, но все понимали, что ничего хорошего ждать точно не стоит. Да и убедиться в том, что совсем скоро тихие времена мира могут нарушиться, не слишком-то хотелось – неведение при данных обстоятельствах казалось весьма приятным.
Совсем скоро лодка уткнулась своим упрямым носом в песчаные объятия берега, ответившего ей скрипучим скрежетом, словно приветствием. Белый изнеженный песок омывали голубые воды, густые шапки экзотических деревьев раскачивались на теплом ветру и шелестели, но жизнь всюду умолкла: ни веселых песен птиц, ни задорных стрекотаний насекомых, лишь неодушевленный шум – пустой, одинокий и к тому же не приветливый.
Нирвана присела и плотно прижала ладонь к песку, лицо ее было серьезным, сосредоточенным, будто она выслушивала тоны сердцебиения в бездыханном теле земли. Веда тяжело вздохнула. Все замерли в ожидании дальнейших изречений, но ничего, кроме молчания, они не дождались. Нирвана двинулась вперед, вглубь леса, трое последовали за ней. Чем дальше уходили они в чащу, тем более сжимался воздух; излишне влажный и тяжелый, он не давал четверым дышать, мучая их удушьем, тропические запахи теперь казались им прозрачным желейным супом, вливающимся в рот и ноздри.
Чаща густела, верхушки зрелых крон сливались в единый сомкнутый полог, не пропуская солнечного света, пространство будто съеживалось, уменьшалось, лес становился все враждебнее, и теперь он поджимал своих гостей со всех сторон, будто смыкая кровожадные тиски. Четверым было до дрожи боязно и жутко. Листва казалась темной, кожистой, рукастой, ветви сплетались в сложные замки. Низкая поросль мешалась под ногами, опутывала ступни, ставила подножки внезапно явившимися из земли корнями, не давая ногам свободного хода. Почва сделалась излишне влажной и тягучей, ноги проваливались в нее и противно чавкали, когда их приходилось вытягивать из грязи, – казалось, что они идут вовсе не по земле, а по густой болотистой трясине. Путников одолевали тягостная сонливость и двоение, каждый звук теперь звенел где-то внутри протяжным эхом, запахи раздражали, казались дурно-приторными и даже тошнотворными.
– Уж больно странный лес сегодня, вам так не кажется? Не помню, чтобы раньше с таким