количество пехотинцев до ста с лишним тысяч. Меня ожидает не такое уж безоблачное будущее, какое я себе представлял.
На следующие три месяца мы по уши погрязли в полевых учениях. Пару раз я находил возможность сбегать в медицинский кампус и пробраться в ожоговое отделение, чтоб увидеться с Селли. Но каждый раз ее рыжая кураторша меня огорошивала и, разводя руками, говорила, что Селли так до сих пор и не появлялась на занятиях со дня нашего похода в Ацтек.
– Не знаю, что там у вас приключилось, но бедная девочка видимо совсем сбилась с дорожки, – говорила она.– Думаю, мы ее больше не увидим.
Предположительно, я, конечно, мог осознавать ее местонахождение. Но это не точно. С каждым днем страну охватывала новая волна антивоенных митингов и демонстраций, и с каждым днем они становились все яростней и провокационней. В некоторых городах полиция уже полностью потеряла власть над беспредельщиками, бросающих в них банки, палки и прочий мусор. Миллион народу собиралось на площадях перед сенатами и департаментами, и требовали прекратить войну. Где-то там, среди них, была и Селли. Не знаю уж, в этом городе, или в каком-то еще. Я тосковал по ней.
А однажды она появилась. Только уже что-то в ней переменилось. Ее лицо, некогда сияющее от радости, приняло какой-то печальный, размышляющий оттенок. Она носила свободную ляпистую одежду и временами закуривала косячок. Когда я в очередной раз явился в ожоговое отделение, то, наконец, застал ее. Она обрабатывала ожоги солдату, но не полумертвому, а живому, я его узнал, он был из другого взвода. Он объяснил, что когда прибывал в наряде, случайно пролил на себя чан с кипятком. Когда он ушел, мы с Селли остались наедине, и я спросил ее, где она все это время пропадала.
– Сначала некоторое время тусовалась с местными протестующими. Потом мы с несколькими другими ребятами поехали в Вашингтон, это было что-то. Затем Сан-Франциско. Но потом я решила не бросать учебу, и знакомые ребята насобирали мне на билет до Хьюстона.
Все время, что Селли говорила, она избегала на меня смотреть. Занималась сборкой лекарств, прибирала рабочее место, делала все, что угодно, лишь бы не смотреть на меня.
– Я скоро во Вьетнам, – промолвил я.
Она перестала вошкаться и с ужасом посмотрела на меня. Затем кинулась мне на шею.
– Блин, Эл, вот зараза!
Вдруг ее глаза прояснились, в них снова появился безумный блеск, не сулящий ничего хорошего.
– Слушай, Эл, а давай сбежим отсюда! Хоть куда, без разницы, хоть даже без гроша в кармане, неважно какая жопа будет, потому что это все же будет в миллионы раз лучше, чем то, что ты там увидишь! – выпалила она.
В этот момент она выглядела так, будто сама только с войны вернулась. Но я лишь покачал головой.
– Не могу. Это мой солдатский долг, не могу я взять и просто подло сбежать.
Тогда Селли отстранилась и, скрестив руки, отвернулась