нам делать? Что делать? – все повторяла несчастная Молетта.
– Послушайте меня. Возьмите меня за лапку, и как только я скажу – летите изо всех сил. Это наш единственный шанс. Эти великаны не очень-то проворные.
Великаны тем временем начали крушить клавиши. Они поднимали и выдирали их прочь, одну за другой.
– Готовьтесь, – прошептал принц Молетте. – Сейчас… Летим!
И Молетта оттолкнулась от пола и отчаянно замахала крыльями, не выпуская лапки Ламоля из своей. Она увидела только огромные отростки, которые отходили от чего-то похожего на исполинский ствол, обтянутый тканью, а потом что-то невероятное, сверкающее, как колоссальный сапфир.
«О боги, неужели это глаз», – подумала Молетта, едва не теряя сознание от ужаса.
– О…И..Е…Э…О…О, – загромыхал великан. Огромный ствол с отростками поднялся, чтобы расплющить ее и Ламоля – но мимо. Они были живы и улетали прочь! Великан промахнулся!
Запыхавшиеся, все в слезах, они наши укрытие под диваном. Долгое время Молетта не могла ни о чем говорить. Она заламывала лапки и издавала такие душераздирающие стоны, что если бы под диваном были камни, они вполне могли бы расплакаться. Принц Ламоль ходил вперед-назад, как тигр в клетке. Глубокая складка перерезала его лоб, мысли, одна мрачней другой, терзали его сердце. Где его отец с братьями, где его родичи и друзья, чем прокормить его народ и, самое главное, где они теперь будут жить? Несколько раз он порывался покинуть укрытие и отправиться на поиски уцелевших бе Моллей, но Молетта слезами, лапками и разумными доводами удерживала его.
– Вы идете на верную гибель! Подумайте, о друг мой, что станется со мной, если вы не вернетесь?!
И лишь когда великаны наконец-то ушли, а в комнате воцарилась благословенная темнота, Молетта отпустила своего жениха.
– Летите, мой принц, исполните свой долг. И помните, что бы ни случилось, я люблю вас больше всех на свете…
Когда принц исчез в ночи, она шепотом добавила:
– и что на всем белом свете у меня больше никого не осталось…
Принц Ламоль летал так много часов, что его крылышки двигались с трудом. Он звал своих родичей так долго, что охрип. В молчании отчаянья он долетел до рамы картины и сел на нее, чтобы передохнуть. И тут принц услышал тихие голоса, переговаривающиеся за холстом.
– Может, мы могли бы жить здесь?
– Ах, оставьте, разве вы не знаете, что мы не можем есть хлопок и полиэстр? К тому же здесь все отравлено краской.
– Что же теперь делать?! Какое несчастье, что принц погиб!
– Друзья! Братья! – закричал Ламоль, и метнулся за картину.
Они все были там – его отец, его братья, его друзья и соседи.
– Ламоль!
– Ты жив!
– Я не верю своим глазам!
– О сын мой, сын мой… – старый отец обнял Ламоля первым, после чего его примеру последовали все остальные. Когда Ламоль немного пришел в себя после бурных изъявлений родственных и дружеских чувств, он спросил, точнее просипел полузадушенный:
– Как