роется в карманах.
– Десятки хватит?
– Смотря сколько он отвалил тебе.
– Двести, Джим. Двести чёртовых баксов!
– Да ладно?!
– Ага. А, чего уж там, бери двадцать. И плесни-ка мне из той бутылки. Это, конечно, не бог весть что, но ничего лучше у тебя всё равно нет.
– Как скажешь, Матье. За счёт заведения, разумеется. Двести баксов! И что же за картину ты ему подсунул?
– Да так… Сам толком и не понял. Купил её пару месяцев назад у какого-то бодяги на рынке Ривер Роуд. Кажется, сторговался баксов за пятнадцать, а то и меньше. Неплохая прибыль, да, Джим?
– Совсем неплохая. А всё-таки, Матье, тебе не кажется, что он, это… переплатил чуток, а?
– Знаешь, Джим, я тебе вот что скажу. Каждый носит в себе что-то, за что ему приходится расплачиваться всю жизнь. Этот мужик – Барри, я думаю, он ещё дёшево отделался.
– Ну ладно. И что же там было, Матье? Ну, нарисовано?
– А мне-то откуда знать? Я же сто раз говорил тебе, чувак, я ни хрена не смыслю в искусстве.
Небо 25
Андрей вышел на балкон и по привычке поднял голову. Утро было лёгким и невесомым, и тёплый задорный ветерок осторожно развевал его примятые сном волосы. Солнце нежно погладило его по лицу, и он, чуть сощурившись, направил свой взгляд вверх – туда, где на изящно-голубом и по-летнему задорном небе проплывало небольшое, но очень фактурное облачко, идеально вписываясь во всеобщий покой и безмятежность. Андрей обожал смотреть на небо, а оно, в свою очередь, как-то по-особенному любило его и каждый раз выдавало всё новые картины. Порой оно чуть пряталось за редкими безвредными тучами, а порой ослепляло его своим безупречным сиянием, похожим на какую-то из песен Малера. Ich bin der Welt abhanden gekommen, кажется.
Я потерял связь с этим миром,
Потратив на него так много сил.
Он так давно не слышал обо мне,
Что думает, похоже, что я умер.
Мне всё равно до этого,
Пусть думает, что мёртв я.
Что я могу сказать ему в ответ?
Ведь я на самом деле мёртв для мира.
Для суеты его, для этой суматохи
Я умер и покоюсь в тихом месте,
Один живу я в бесконечном небе,
В своих мирах, и в песнях, и в любви.
Странный стих, как будто вырванный из какой-то книги, где на каждой странице оставлены подсказки для того, кто давным-давно задал себе какой-то вопрос и сразу же забыл про него, увлечённый более важными делами. Андрей неожиданно для самого себя встряхнул головой и немного вжал её в плечи. Что-то не давало ему покоя. Ах да. Сегодня умерла мама. Или, может быть, вчера? Он вспомнил, что проснулся около часа назад, и уже хотел идти в душ, как в дверь позвонили. Андрей открыл, спросонья забыв посмотреть на экран домофона, и обнаружил на пороге санитара из санатория для престарелых, который безэмоционально протянул ему листок бумаги с печатью. Андрей несколько секунд ветрел этот листок в руках, пытаясь сообразить, что от него требуется. Потом они прошли в зал, сели за отполированный