выгнали нас из цеха, впихнули в барак и заперли. Немцы попрятались в келя418. Мы вдвойне рады бомбежке: для нас это отдых и развлечение, для немцев momento mori419. Одно плохо: сидим взаперти и не видим феерии. Куда веселее стоять во дворе и сочувственно комментировать взрывы английских бомб (ночью налетают англичане, днем – американцы).
Бомбы падают почти без интервалов, земля так и ходит под ногами, стены трясутся, окованные двери трещат и визжат.
Петрунек (Плаксун) забился под койку.
– Неужели, – дрожа всем телом и заикаясь, говорит Плаксун, – будут бомбить МАД?
– А тебе жалко? Пусть вдребезги разнесут и МАД, и всю треклятую Немечину.
– Все-таки досадно умереть от английской бомбы.
– А по-твоему, лучше погибнуть от немецких палок? Нет, Плаксун, я предпочитаю въехать в рай на бомбе.
– Не хочу ни в рай, ни в Райш. Уж лучше ко всем чертям в пекло.
Рев и грохот смолкли. Четверть часа торжественной тишины, а потом прозвучал долгий протяжный гудок: Энтварнунг420.
Ночную смену вывели из барака. Во дворе светло как днем. Справа огромное зарево.
«Флюгфельд»421, – говорят немцы.
У французов peine – труд, работа. Но это существительное имеет и другое значение: скорбь, мука, наказание. В древнерусском языке прилагательное «трудный» употреблялось в смысле: горестный, печальный, скорбный, тягостный («…трудныхъ повестей о плъку Игорьве»). Известно, что κάτεργοv также означает труд, работу. А это греческое слово дало начало русской «каторге»422.
Такое отождествление понятий «труд» и «мука» закономерно и оправдано всем ходом истории. Оно особенно понятно нам – пленягам. Ведь радостен и благороден только свободный труд. Рабский труд – мука, наказание, каторга.
Самая тяжелая работа легка, когда видишь пользу, которую приносишь обществу, народу, отчизне. Но какая мука сознавать, что каждый взмах твоего молотка – удар в спину брата. Мысль эта жесточе голода и побоев.
«Räder müssen rollen für den Sieg!»423 – кричат фашистские плакаты на всех стенках и заборах.
[Далее в оригинале отсутствует страница.]
– Гляубе ништ424.
– Дох! Дас виссен, алле майне арбайтскамраден425 (это он обоих рабочих назвал товарищами по труду!).
– Я, я, – согласно поддакнули Монн и Кайдль (попробуй не поддакнуть, мигом за Можай загонит).
– Абер, герр шеф, эссен ист ништ гут унд аух цу венишь426.
– Хальте мауль! – взревел Дике швайн. – Фердаммте керль, ду вирст цу фреш. Зофорт ин целле, унд нексте драй таге хальбрацион брот унд кайне зуппе427.
В 5 часов вечера выгнали нас во двор, построили «драй-унд-драй» и под усиленным конвоем вывели на улицу. На каждом углу рогатый шупо (каска с «рогом» впереди, на роге Adler и Hakenkreuz)428, вдоль тротуаров прохаживаются гештаповские агенты.
Куда ведут? Зачем?
Нам все равно, эгаль и вшистко едно429.