листочка. Никакой железки он не нашел. В скошенной траве, уже сильно пересохшей, валялись обломки кирпичей, разной величины, ржавые железные прутья. Ничего пригодного для спасения листочка здесь не оказалось. Что делать? И тут Василий Ильич вспомнил про свой ремень, державший его брюки. Он опасался, что вот-вот могут прийти рабочие и начнут ковырять асфальт. Можно ли их уговорить ненадолго задержаться со своими работами? Он всеми пальцами правой пятерни схватился за пряжку. Пряжка большая, медная, прямоугольная, очень крепкая. Есть еще штырь, который продевается в дырочки в ремне. Он схватил из травы небольшой гранитный камень и большими скачками припрыгнул к трещине, где в неволе томился листочек, моментально вынул ремень, опустился на корточки, приставил к ее краю пряжку и начал потихоньку долбить по ней камнем. Асфальт начал мало-помалу крошиться и освобождать листочек из каменного плена. Василий Ильич радовался, что дело у него понемногу пошло. Только бы не появились работники. Можно ли их уговорить, если они вдруг объявятся, ненадолго задержать свою работу? Трудно, конечно, сказать: смотря какие люди, эти работники – поймут ли они его? Асфальт, хоть и твердый, но поддавался. Небольшие кусочки, малюсенькие крошки, всякую пыль пришлось выгребать из трещины с помощью носового платка. Прошло несколько минут. Василий Ильич радовался: слава Богу, лед тронулся. Трещина значительно расширилась, показалась земля. И в это самое время за спиной послышались мужские голоса. Василий Ильич сделал полуоборот в их сторону. Пришло двое мужчин. Один средних лет, другой – молодой. Старший сразу полез в кабину экскаватора, молодой устроился в кабине самосвала. Василий Ильич продолжал работать, ни на что не обращая внимания. Осталось совсем немного, и листочек будет освобожден. За его спиной послышались шаркающие по асфальту шаги. Через несколько секунд их не стало слышно. И Василий Ильич инстинктивно ощутил, что над ним кто-то стоит. Он развернулся и увидел перед собой невысокого толстенького мужичка, лет сорока, с круглой, жирненькой физиономией, с животиком, который заметно выделялся через спецовку. Василий Ильич был поражен его густыми, мохнатыми и страшными черными бровями. Такие брови могут быть только у черта.
– Мужик, ты что тут делаешь? – недовольно прозвучал его жиденький голос. – Я думал, ты догадаешься, зачем я сел в кабину экскаватора и быстренько смоешься отсюда, чтобы дать мне возможность работать и зарабатывать деньги, а ты, я вижу, ни хрена не понял.
– А вы кто? – резко спросил Василий Ильич. – Почему вы не спросили, зачем я здесь сижу и что делаю?
– А ты будь со мной полегче. А то я могу подцепить тебя вот этим ковшиком и переместить тебя в сторонку, чтобы не путался здесь под ногами, – сказал начальник экскаватора и с ухмылкой кивнул своей маленькой стриженой головкой на поднятый ковш, широко и хищно разинутый, блестевший своими громадными