к груди и затем передал в первый ряд Нине Градовой.
Студенты выкрутили башки, весь зал высматривал, кому достался привет поэта. Нинины щеки пылали среди гвоздик.
«Литдевочка» сказала Савве прямо в ухо:
– А эту особу знаете? Молодая поэтесса Нина Градова. Говорят, что…
– Простите, – торопливо перебил ее Савва и стал пробираться к выходу.
Между тем к Нине, совсем уже не обращая внимания на ноги окружающих, возвращался Семен Стройло. Плюхнувшись на свое место, он, ни слова не говоря, вырвал у нее букет и швырнул его за спину, выше по амфитеатру.
Степан в это время, с каждой строфой раздувая легкие все больше и больше, гудел свое самое известное стихотворение «Танец матросов».
Глубокой ночью в доме Градовых не спал только могучий, но нежный душою молодой Пифагор. Стараясь не очень постукивать когтями по полу, он прохаживался по пустым комнатам, освещенным лишь полосками лунного света из-за штор. Иногда он направлялся на кухню, вставал на задние лапы и смотрел в незашторенное окно. Наконец он увидел то, что так рьяно высматривал, побежал ко входной двери и сел рядом, тихонько скуля.
Повернулся ключ, вошла, вернее, пробралась Нина и сразу стала снимать туфли – чтобы легчайшим полетом на цыпочках не разбудить домашних, а лишь навеять им мирные сны. Пес бросился к любимой сестре целоваться. Она раскрыла ему объятия:
– Спасибо, Пифочка, что ждал и не залаял.
В сопровождении Пифагора она прошла через столовую и гостиную и вдруг заметила, что в глубине кабинета горит маленькая лампа. Заглянула туда и увидела отца. В халате и шлепанцах он сидел на диване и читал «Новый мир» с «Повестью непогашенной луны».
Папочка, милый, любимый, тихо растрогалась Нина и хотела уже пройти к лестнице, когда он вдруг поднял голову и заметил две славных рожи: одна с большущими глазами, другая с большущими ушами. Он отложил журнал:
– Нинка, посиди со мной немного.
Она села на ковер у его ног. Он взъерошил ее короткую гривку.
– Эта повесть, что ты тогда притащила… вот случайно попалась… м-да-с… В общем-то, довольно абстрактное сочинение… хотя при желании… – Так он мямлил некоторое время, но потом вдруг твердо сказал: – Ты должна знать, что я там не был. Я был отстранен в последнюю минуту. И конечно, если бы я там был, то… Ты понимаешь, что я хочу сказать?
Нина взяла его руку и прижалась к ней щекой:
– Понимаю, папка. Теперь я все понимаю. Я верю, что ты там совсем не был…
Он вздохнул:
– Увы, это не совсем так. Я расскажу обо всем позднее… но… они, конечно, считают меня чужим. Они продвигают меня на верха, как бы завязывают в один общий узел, награждают, но все же прекрасно понимают, что я им чужд, и вся моя школа, мы просто русские врачи, даже и молодежь вроде Саввы Китайгородского.
– Кстати, как он, этот Савва? – спросила Нина явно небезразличным тоном.
«Как чудесно она о нем спросила, – подумал отец. – Хотел бы я знать, спрашивала ли когда-нибудь обо мне вот такая какая-нибудь девчушка».
– О, – сказал он. – Савва – это будущее светило, поверь