стекала в кадушку, стоящую на полу. На столе уже было накрыто, в мисочках был рассыпчатый творог, политый сверху медом, а в кружках молоко. Ой, вот еще Агуша достала лепешку с какими-то то ли птичками, то ли пчелками, красовавшимися на румяной печеной поверхности хлеба.
– Угощайся, Васятко.
Петрович заулыбался во все лицо, ему было несказанно тепло и радостно. Васяткой называла его только бабушка, да и то в детстве. Было угощение и для Чарочки, которая получила в плошечке молочка, которое с радостью лакала у порожка.
– Ну, вкуснющее у тебя, Агушенька, молочко! – Петрович уписывал угощение, покачивал головой и причмокивал от удовольствия, откусывая душистый, с хрустящей корочкой хлеб. Женщина сидела напротив Петровича, подперев голову рукой и облокотившись на стол, с улыбкой и радостью в глазах смотрела на гостя.
Закусив, Петрович подошел к умывальнику, омыв лицо, вытер полотенцем. Затем с деловитым видом подошел к хозяйке и поклонился, поблагодарив ее за угощение. Женщина тоже встала и поклонилась гостю.
– Ну надоть и дело поделать, я давеча начал было полы в заготнике менять, да там еще Машутке заготню порастоптали, пойду делать.
– Дек ты бы после еды-то отдохнул бы, – Агуша попыталась остановить гостя.
– Дек я не устал, ложка-то нетяжелая, – усмехнулся Петрович и поспешил к выходу. Женщина только качнула головой, скрывая улыбку. Часа три трудился Петрович, работая топором и пилой, стуча и строгая. Работал он с радостью и постоянно удивлялся тем приемам и устройствам, с которыми было изготовлено все в хозяйстве Агуши. Было видно, что все, что сделано по дереву, было сделано с таким мастерством и изяществом, что соответствовать этому стилю было очень непросто. Даже обычные колышки отгородок в скотнике были сделаны с любовью и изяществом и имели резные украшения. Даже обычные доски в загоне, из которых была сколочена ограда для скотины, были с незатейливой, простой, но украшающей резьбой. Петрович копировал стиль и порой удивлялся, как это он, слывший мастером по деревянным изделиям у себя в округе, ощущал себя неловким подмастерьем, копирующим творчество настоящего мастера здесь, в этом необычном мире. Как бы хотелось посмотреть на тех, кто все это делал. Вот чудеса. В углу помещения стояла какая-то старая техника. Массивная, собранная из толстого витиеватого железа загогулина с большим колесом, скорее всего, была давильней или каким-то прессом. Поодаль на деревянной резной скамейке стояла другая машина, небольшая, но тоже массивная, из отполированного железа, с двумя чашами и набором колесиков и шестеренок. Что это, догадаться было сложнее. Удивительно была организована поилка для скотины. Желоб отходил от стены, из которой выходила труба сантиметров двадцать в диаметре. Желоб проходил по полу между стойлом коровы, затем он утончался и шел по другим местам, где обитали другие жители двора. По желобу тек ручеек чистой ключевой воды. Затем желоб переходил опять в трубу, которая уходила в противоположную стену двора.
Но самым