сарказм неуместен.
Хасс сказал несколько мечтательным голосом:
– Она очень красивая девочка. И мы уже давно с ней болтаем.
– Вы двое… – начал было папа, но тут же, кажется, решил изменить свое решение. – Ну хорошо, вот и товарищ для вас. Я это одобряю. Но не смейте ничего рассказывать ей о моей работе.
– Папа, – возразил я, – но мы ничего и не знаем о твоей работе!
– А как зовут эту девочку?
– Джорджия, – хором ответили мы и посмотрели друг на друга.
– Ничего не говорите Джорджии о том, что мы делаем здесь. Работа идет хорошо, но я по-прежнему не доверяю этой семье. Поняли? – Мы кивнули. – Хорошо. Вы можете быть первыми, кто увидит, чем мы тут занимаемся. Можете зайти в сарай после ужина. Посмотреть, как далеко мы продвинулись. Думаю, вы будете впечатлены.
Он продолжал разглагольствовать еще некоторое время.
Папе всегда была нужна восхищенная публика. Профессора в этом плане даже хуже актеров. Он нуждался в одобрении. Даже если это одобрение от нас, детей. Мама однажды назвала его эгоистом. Она сказала, что все мужчины ведут себя как маленькие мальчики, но, думаю, она имела в виду именно папу. Она конечно же очень сильно любила его, да и многие другие люди тоже, но он всегда очень большое внимание уделял себе и тому, что он делает. Если бы вокруг были другие люди, он бы не надоедал нам с Хассом, но так как они отсутствовали, мы должны были стать его аудиторией.
Теперь предстояло пойти с ним в сарай и говорить нужные слова: «О, вау, вот это и вправду круто, папа! А это что такое? Правда?! Кто бы мог поверить, что это возможно?! Ты первый, кто это сделал, да, папа? Никто никогда не делал этого раньше, правда? Думаю, за это ты получишь рыцарство, когда весь мир узнает, какой ты гений…»
Ну ладно, не такую чушь, но вы понимаете, что я имею в виду.
После ужина мы с Хассом пошли в сарай. Генератор, как и всегда, был включен, но внутри сарая горели только две тусклые лампочки. Папа шел впереди нас и, кажется, собирался нас пустить, как вдруг загородил проход рукой прямо перед моим носом.
– Нет! – резко сказал он.
– Что такое?
– Вам нельзя входить. – Он снова вытолкал нас наружу, и мы даже не успели ничего разглядеть в полумраке. – Уходите, уходите скорее!
– Но, папа… – пытался протестовать я, но прервался на полуслове. Его лицо было напряженным и бледным, а глаза почти вылезли на лоб. – Папа, что случилось?!
– Ничего, ничего, – быстро сказал он, но было отлично видно, как он расстроен. Да что там, он был просто в шоке! – Быстро позовите сюда Рамбуту! Прямо сейчас!
Мы сделали, как он сказал, но вместо того, чтобы оставаться снаружи, попытались войти в сарай вслед за Рамом. Папа почти заорал на нас, велев убираться. Мы вышли, и Рам захлопнул дверь. Их голоса были громкими и встревоженными, но я не мог разобрать, о чем они говорят. Потом я понял, что они говорят на латыни. Я немного учил латинский в школе и распознал два или три окончания глаголов, но смысла слов понять не мог.
– Хасс, что ты думаешь обо всем этом? – спросил я.
Хассан