рукой клинок ножа ему под основание левой лапы. Вырвав, всадил еще раз, другой, третий. Раз или два нож соскальзывал по ребрам, но один из ударов очевидно достиг сердца зверя. Тот разом обмяк и осел, все еще удерживаясь зубами за суму. Я откинул его толчком ноги. Вся схватка продлилась буквально секунды. Упав на траву, зверь больше не подавал признаков жизни. Я кинулся к бешено крутящемуся с многоголосым рыком метрах в пяти от меня клубку, вскинув вверх руку с ножом. Но тут на глаза попалось окровавленное копье, лежавшее рядом с телом застывшего вожака. Очевидно он в предсмертных судорогах сумел таки вырвал его из своей груди. Отбросив нож, хватаю копье и с диким ревом втыкаю его в первое попавшееся, оказавшееся сверху серое тело. Копье вошло прямо в горло волка. Он жалобно взвыл и отпустил жертву. Я выдернул копье и вновь замахнулся им. Но волк не стал дожидаться повторного удара и, издавая жалобные вопли, скачками скрылся в чаще.
Другой зверь, не сразу поняв, что положение их стаи изменилось и он остался один против двоих врагов, продолжал терзать ногу Силантия, почти превратив его сапог в клочья. Тот же, почувствовав что руки его свободны и вспряв духом, так как еще мгновенье назад положение его было практически безнадежным и он это отчетливо осознавал, стараясь лишь продать свою жизнь подороже, схватил ярко-красными от крови, своей и волчьей, руками противника за горло. Даже в израненных руках сохранялся изрядный запас сил и зверь, понимая, что проигрывает схватку, разжав зубы, стал пытаться вырваться из смертельных объятий, норовя резануть клыком противника по запястью, рвя и без того искромсанную плоть. Я, находясь в каком-то неестественно спокойном состоянии, несколько раз подряд ткнул наконечником копья, со стекающей с него кровью, тело животного, выбирая наиболее убойные, на мой взгляд, места. Зверь затих, придавив своей тушей Силантия. Тот так и лежал, держась руками за горло трупа, отвалившись на спину и тяжело дыша. Положив копье, я присел и не без труда стал отрывать руки раненого от волчьей глотки, уговаривая его успокоиться. Силантий сначала не понимал, чего я хочу от него, затем опустил мутный взгляд вниз и, не без усилия, разжал свои пальцы. Приподняв подрагивающую голову, забрызганную каплями крови, и слегка приподнявшись сам, оглядел место побоища и слабым голосом просипел:
– Эх, шкурки бы снять, – после чего без сил упал навзничь.
Я думал, что он потерял сознание. Сняв с себя закрутившиеся вокруг тела, изодранные спереди клыками перемётные сумы, вытряхнул их содержимое прямо на измятую, в багровых пятнах траву. Отложил в сторону флягу и, найдя всё тряпье, какое там имелось, нарвал его полосами. Первым делом разрезал ножом оба рукава куртки и штанину, сняв с раненого правый сапог, обмыл раны водой, стараясь не попадать на открытую плоть. Раны на ноге и на правом предплечье страшные. Рваные. В нескольких местах виднелась обнажившаяся кость. Куски плоти пришлось вправлять на место пальцами. Чтобы в ранах не осталось заразной волчьей слюны, я, слегка нажимал на края