прежде чем заметил, что человек в черном за ним не идет. Он остался стоять на каменном уступе спиной к солнцу, так что лицо скрывала тень.
– Прошу тебя, – взмолился Валин. – Идем!
– Я могу сам пройти по лесу, но так выйдет слишком долго, – медленно покачал головой незнакомец.
И он, мгновенно сменив нерасторопность на скорость – так, что Валин даже испугаться не успел, – выдернул из-за пояса топор, перевернул, подкинул и поймал за топорище под лезвием. Рукоять он протянул Валину:
– Берись за другой конец. Веди, так будет скорее.
На миг Валин остолбенел. Его ужасало то, что, по словам незнакомца, ждало его дома, но ужасал и сам незнакомец. Коснуться топора, хотя бы и безобидной деревянной рукояти, казалось опасно. Более чем опасно.
– Что? – спросил он, прикованный к месту столкнувшимися в нем страхами. – Зачем?
– Затем, что я слепой, – угрюмо ответил незнакомец.
«Опоздали!»
Это первое, что подумалось Валину, когда они вырвались из леса на прогалину.
Хижина была еще цела. Ничего не горело. Никто не кричал, но небольшую поляну, расчищенную родителями, чтобы дома было светлее, сплошь заполонили конные мужчины и женщины. Всадники показались ему чудовищами. Такая светлая кожа, такие желтые волосы, такие страшные голубые глаза. Ургулы! Черный человек не солгал. Ургулов здесь быть не могло, но они пришли. Отыскали дом Валина, семью Валина, и теперь все погибло. Конец.
Вопль оцарапал ему горло и вырвался в тишину позднего утра. В другое время Валин устыдился бы своего писка, но сейчас ему было не до стыда и не до страха – ни до чего. Ноги у него дрожали, и воздух, казалось, не шел в грудь, заплутав по дороге. Легкие вот-вот лопнут. Это был страх – и не страх. Что-то хуже страха.
Валин выпустил топорище и сделал шаг вперед, нашаривая рукоять ножа и гадая, больно ли будет, когда ургулы его убьют. Его остановила легшая на плечо рука. Опять эта каменная хватка незнакомца. Мальчик хотел вывернуться, но мужчина оттянул его назад.
– Брось, – проворчал он. – Заткнись. Держись за мной.
– Моя семья…
– Они еще живы.
Мужчина махнул рукой в тень поленницы, к которой прижали мать и брата опущенные копья всадников. Отец лежал в шаге от них, из разбитой головы текла кровь.
– Твои живы. Не делай глупостей, и останутся живы.
Валин почувствовал, как подгибаются ноги, и камнем рухнул наземь.
Мать дернулась, только теперь его заметив, сдавленно вскрикнула, хотела сделать шаг – наткнулась горлом на стальное острие и смирилась, обливаясь слезами. Брат поймал взгляд Валина. Каден дрожал то ли от страха, то ли от ярости. Валину тоже слезы туманили зрение. И опять: он должен бы стыдиться, но и стыд сейчас ничего для него не значил. Он бы всю жизнь провел в стыде и похуже этого, лишь бы ургулы проехали мимо, оставив их семью жить дальше на этой крошечной поляне.
– Хуутсуу, – проговорил незнакомец с топорами.
Валин понятия не имел, что значит это слово, но на голос почти все всадники развернули лошадей. В беспощадном свете блеснули наконечники