поручик! Я гляжу вослед тебе.
Твой возок ушёл в небытие.
Растворился он за Летою-рекой.
Там, быть может, ты обрел покой…
Там стихи, романы пишешь…
Ах, поручик! Голос из России слышишь?
Или нет! Нет связи с Летой никакой.
Там остался ты навеки молодой…
А у нас – тогда, да и сейчас —
Жизнь бурлит в России без прикрас.
Ты любил, не презирал сермяжную печаль.
Ах, поручик! Как мне жаль… Ну, как мне жаль!
Ты один из лучших сыновей её,
А упал, как колос, на колючее жнивьё.
Плачет бабушка. Юродствует родня.
О, затменье русское и сердца, и ума.
Ах, поручик! Лермонтов! Мишель!
Холодна твоя постелька-колыбель.
Сердце смолкло. Надломилась трель…
По тебе поёт заупокойная свирель…
«Трава ушла. Листва опала…»
Зверь отважный поневоле
Скрыться где-нибудь спешит.
Трава ушла. Листва опала.
И мгла сквозит сквозь ветви и стволы.
Трава ушла. Тоска мне сердце сжала,
Ведь для печали все галактики малы.
О, как тебя мне, осень, превозмочь?
Как темень года пережить опять?
Становится длиннее ночь.
И не могу принять, и не могу понять…
Зачем ты ломишься ко мне
И струны рвёшь моей души?
Не то в аду я, там, на самом дне,
Не то в космической глуши.
Вселенской тьмы приход ужасен.
Молюсь. Прошу о милости опять.
Твой замысел, мой Боже, был прекрасен,
Но мы Твой рай сумели потерять.
Упало небо на́ землю совсем.
Узка – и вовсе нет! – полоски света.
У поздней осени нет радостных поэм.
И это тоже адова примета.
«Есть у меня старинная печаль…»
Ужасная судьба отца и сына
Жить розно и в разлуке умереть…
Есть у меня старинная печаль,
Которой я другим поведать не умею.
И безнадёжно в сердце колыбель её лелею,
И всё надеюсь: отомрёт печаль.
Уйдет. Отступит. Отболит.
Но нет!.. Со мной она подолгу говорит,
Моя печаль, моя подруга.
Всё оттого, что не хватает воздуха и друга.
Есть только давняя-предавняя печаль…
Теперь и с ней расстаться будет жаль.
«Какой печали груз на сердце!..»
Люблю отчизну я, но странною любовью!
Какой печали груз на сердце!..
С годами всё мрачней она.
Не жду признаний иноверца, —
Мне мать-Россия суждена…
…Он завещанье мне оставил,
Чтоб я хранила до конца
Равнину Русскую печали
И сад тенистый