Без веры и закона. Марион Брюне

придется раздеваться перед девушками, и я среди них буду самая снисходительная, уж поверь.

      – И самая неопасная, надеюсь, – проворчал я и начал расстегивать рубашку.

      Эб усмехнулась.

      – Представь себе, и такое возможно. Чтобы нагнать страху, не обязательно наставлять винтовку.

      Вся эта болтовня как-то помогла мне примириться с происходящим. Почему бы не представить себе, будто мы с ней давние приятели и я раздеваюсь просто потому, что собираюсь помыться. Другое дело, что я еще ни перед кем этого не делал. Никогда. У меня отец пастор, так что скромность, стеснительность и привычка стыдиться своего тела у меня, можно сказать, в крови. Но была и еще одна причина, по которой я ни перед кем не появлялся без одежды. Ну разве что перед братьями.

      – Вот видишь, не такой уж это труд, – сказала Эб, когда я вылез из штанов и оставил их на полу.

      Отворачиваться я и не думал, стоял перед ней голый, в расстегнутой рубашке и никак не мог ее снять. Я уже понял, что Эб не собирается меня унижать, не хочет надо мной посмеяться из-за моей чрезмерной стыдливости.

      – С рубашкой проблема?

      Я справился. Двинул плечами и отправил рубашку тоже на пол, она легла поверх остальных вещей, а я полез в воду, неотрывно глядя в глаза Эб: пусть попробует произнести хоть слово. Я был настороже – кто знает, чего от нее ждать, когда она увидит мои отметины.