проступать отцовские черты, нежность сменялась мужественностью, и братья становились всё больше и больше похожими друг на друга в осанке, во внешности и в каждом движении.
Юрий присел на пуфик возле, взял за руку:
– Как ты, Тань, стрекозка наша?.. Я в церкви с утра побывал, постоял возле Сержа, пока там народу не было. Можно, с тобой посижу?
Приличия ради и Тане следовало бы побывать там, однако дорога из Парижа слишком много сил отняла. Поехать, чтобы в обморок упасть? Если настроены люди злословить, то всё равно осудят. Не появится вдова в церкви, так скажут, что от стыда перед покойным мужем глаз не кажет, а если и увидят её, обессилевшую, больную, к тому же выводу придут, скажут, что от раскаяния мучается. А Сереже это вряд ли нужно. За три недели, что заняла дорога, нагляделась Таня на гроб, при каждой смене лошадей подходила она к той повозке, присаживалась рядом. Пыталась разговаривать с ним, да ничего не получалось. Ну а прилюдно свои чувства демонстрировать совсем ни к чему. Юра об этом и сам догадался:
– А ты отдохни. Мама найдет, что сказать, если будут спрашивать.
– О, в этом я не сомневаюсь! Она скажет!
Таня не смогла сдержать раздраженной горькой усмешки, а Ариша с готовностью поведала Юрию о её причине. Слушая няньку, он брезгливо морщился:
– Прости, я не знал о маминых фантазиях, впрочем, я и дома-то нечасто бываю… Сегодня же поговорю с ней, да и со слугами.
Помолчал, поглаживая Танину руку, и добавил:
– Не обижайся на неё, думаю, это и от горя, и от ревности. Знаешь, вспоминаю сейчас, как сам в детстве ревновал Сержа к вам с Николаем, и самому стыдно. Я так любил брата, во всем подражать ему старался, и мне часто хотелось с ним наедине что-нибудь обсудить, а он, чуть свет, садился на коня и скакал в ваше имение. Ну и я вынужденно ехал с ним, и мне тоже нравилось бывать у вас. Однако, вы, лихая наша троица, всё время что-нибудь придумывали, исчезали временами, а мы с Семеном чувствовали себя покинутыми. И как мне было обидно!.. Глупо, правда? А ведь было, увы, было…
– Неужель мы часто вас покидали? – переспросила Таня, ей самой так не казалось, она-то в детстве такого чувства не знала. – Разве что когда ты болел. Но вон каким бравым стал, и не верится, что раньше хворал часто… – вздохнула, захотелось ободрить Юрика.
– Кстати, мне вспомнилось, как мы один раз, когда ты простудился, залезли в сугроб чуть не по шеи: собирались там сидеть, чтоб продрогнуть насквозь и тоже заболеть. Нам казалось: нечестно это, что ты один пластом в постели лежишь, хотели тебе компанию составить.
– Вот как? И долго сидели? – изумленно вздёрнул брови деверь и хмыкнул.
– Кажется, да. Промерзли сильно, однако Ариша помешала. Нашла нас, шум подняла. Мальчишек Трофим в баню сразу же загнал, а меня Ариша на печь посадила… Не помню, кому первому в голову идея эта пришла…
– Как это кому?! – вознегодовала нянька. – Знамо дело: тебе, милая! Кто бы еще экую дурость выдумал: в снегу сидеть до посиненья, чтобы лихоманку подхватить.