ведь действительность груба,
И кличет Диоген из бочки
Нерасторопного раба.
«Благоуханно-нежен, бело-розов…»
Благоуханно-нежен, бело-розов
Блаженный день цветенья и тепла,
И, закружившись возле медоносов,
Не скоро в улей улетит пчела.
Текут века в раздоре и в разгуле,
И спор ведут Гомер и Гесиод,
И дни войны – опустошённый улей,
И годы мира – вожделенный мёд.
Но жить и жить, не ведая о прочем!
Весна пьянит, и чудится спьяна:
Жужжанием раздумчиво-рабочим
История с презреньем пронзена.
Аната
Богиня Обмана Аната
Бессмертна, тужи-не тужи…
Всё вновь, как в Элладе когда-то,
Приемлешь служение лжи.
От первого в жизни обмана
Незримо ты царствуешь, Ложь,
И правду теснишь невозбранно,
И в храмах, и в семьях живёшь!
Конечно, везде ты презренна,
И всё же, как долго ни жить,
Не выйти из этого плена
И жгучие клейма не смыть.
И всё ж помоги, дорогая,
Избавив от тягостных встреч,
Упавшему, изнемогая,
Слова утешенья изречь!
«На земляных работах всё татары…»
На земляных работах всё татары.
Они и спать способны на земле,
Трезвы и востроглазы, и поджары.
А русские всегда навеселе.
И эта кровь и та меня учили
То разрывать словесные пласты,
То буйствовать, не покоряясь силе,
То чуда ждать от вещей темноты.
Единоборство в жилах беспрестанно.
Такая смута! Но завещан мне
Ещё и шелест пальмовый Ливана,
Мятежный и молитвенный вдвойне.
Вить
Но их нельзя остановить,
Они идут, они пришли
Туда, где вьётся речка Вить,
Всё, не витийствуя, сожгли.
Осталась только речка Вить,
Но вечной влюбчивости быт
Успел под кистью в небо взмыть,
Стремглав по воздуху летит.
«Кто знал, что так надолго припозднится…»
Кто знал, что так надолго припозднится
Вернуться обещавший в добрый час!
Страшна монахам стала власяница,
И пламень веры в сумерках угас.
Любимый миф как будто отработан,
Тысячелетья рушатся в провал…
Где Он теперь, где в рубище бредёт Он,
Пока к Нему Израиль не воззвал?
Возможно Богу тоже нужен роздых,
Он так устал от наших войн и смут.
Иль, может быть, на отдалённых звёздах,
То там, то тут, всё вновь его распнут.
«Мелькнули горы и пустыни…»
Мелькнули горы и пустыни,
Утрат и обретений дни.
Устав от горя и гордыни,
Одну пещеру помяни.
Себя припомни в Вифлееме,
Бредущего почти ползком
И плачущего вдруг со всеми
В смиренном сборище людском.
Там,