дверью!
Однако до понедельника оставалось ещё два дня, два долгих, бесконечных дня без привычных вечеров с Павликом: ему опять некогда. Анжела понятия не имела, чем себя занять. Очередной Дюма – «Десять лет спустя» – дочитан, да и не очень интересной оказалась третья книжка про мушкетёров. Повторять физику, математику невозможно целыми сутками. Надоедает быстро и устаёшь: голова не соображает. Она даже в продуктовый бегала с радостью, сама напрашивалась. Мать только удивлялась, что с дочерью случилось? А дома Анжела, наевшись досыта уроками, включала телевизор в родительской комнате, стоило лишь отцу отлучиться из дома. Мать не претендовала особо на пользование ящиком, ей всё равно: кто-то чешет языком, что-то показывают из старых фильмов или играет музыка – без разницы. Она готова смотреть всё. Отец теперь, когда перешёл с аварийки в депо и имел нормальные, как все, выходные, по субботам чаще всего уматывал на рыбалку, а в воскресенье, отоспавшись за все дни недели, доставал из навесного шкафчика вяленую рыбу и уходил пить пиво с приятелями в гаражах. Там же играли в карты и домино, поэтому на выходных его дома почти не видели.
Так что телеящик – в полном распоряжении Анжелы. Она щёлкала поворотным тумблером старенького чёрно-белого «Горизонта» и пыталась найти что-либо интересное на всех четырёх каналах. Удавалось с трудом, пара уже подзаезженных кинокартин или, хуже того, какой-нибудь дурацкий «Таджикфильм». Смотрибельные передачи программа предлагала по большей части вечером, когда появлялся отец, а мать так и вовсе ложилась спать.
Но время имеет всё же обыкновение проходить, иногда к несчастью, иногда к счастью. Наступил понедельник. Анжела проснулась немыслимо рано для каникульного времени – в восемь часов. Неожиданно для себя сделала зарядку, вспомнила упражнения с уроков физкультуры и дрыгала руками и ногами минут двадцать, потом душ, благо горячую воду уже дали, завтрак – сварила себе яйцо и попила чаю с вареньем. Глянула на большие настенные часы – без пяти девять. Боже, как долго ползут стрелки! Только секундная всё время – тик-так, тик-так, но на минутной это тиканье почти никак не отражалось: двигаться ей лень, не говоря уж о часовой. Та и вовсе будто заснула на одном месте. «Ещё два часа! Как долго!»
Анжела коснулась тряпки, которой они с матерью мыли посуду. Липкая от неотмытого жира, она противно клеилась к пальцам. С такой чистую посуду не получишь, и Анжела намылила её жёлтым обмылком, старательно потёрла зажёванный кусок материи и прополоскала. Так два раза. Наконец за него можно взяться без омерзения. Посуды в мойке стояло немного – три чашки, три тарелки и внизу сковородка из-под картошки. С ней пришлось изрядно повозиться – капельки жира, блестя на свету всеми цветами радуги, никак не хотели исчезать полностью. Всякий раз, когда Анжела поворачивала сковороду в сторону окна, маленькие, словно приклеенные к чёрному, закопченному с годами металлу, частички воды то тут, то там загорались жёлтыми и синими огоньками