дюйм ее тела наизусть.
– Мне нужно, чтобы вы с Уиллоу кое-куда поехали со мной завтра, – сказал я. – В офис к юристу.
Шарлотта опустилась на кровать:
– Зачем?
Я с трудом пытался уместить свои чувства в слова.
– Как с нами обошлись. Этот арест. Я не могу оставить все как есть.
Шарлотта пристально посмотрела на меня:
– А не ты ли хотел просто доехать домой и обо всем забыть?
– Да, и знаешь, чего это стоило мне сегодня? Весь отдел потешается надо мной, как над шутом гороховым. Я всегда останусь копом, которого арестовали. Все, что у меня есть на работе, – это репутация. И они это разрушили. – Я сел рядом с Шарлоттой, взвешивая слова. Я каждый день отстаивал правду, но говорить об этом означало проявить уязвимость. – Они забрали мою семью. Я сидел в той камере и думал о тебе, Амелии и Уиллоу, и все это время мне хотелось кому-нибудь врезать. Стать тем человеком, которого они видели во мне.
Шарлотта подняла на меня взгляд:
– Кто это они?
Я сцепил наши ладони в замок.
– Надеюсь, юрист сможет нам подсказать, – ответил я.
Стены приемной в офисе Роберта Рамиреса покрывали выплаченные счета выигранных тяжб от предыдущих клиентов. Я расхаживал из стороны в сторону, заложив руки за спину, и временами останавливался, чтобы прочесть некоторые из них. «Выплатить $350 000». «$1,2 миллиона». «$890 000». Амелия маячила возле кофемашины.
– Мам, – спросила Амелия, – можно мне?
– Нет, – сказала Шарлотта.
Она сидела рядом с тобой на диване и следила за тем, чтобы гипс не соскользнул с грубого кожаного сиденья.
– Но здесь есть чай. И какао.
– Нет и еще раз нет, Амелия!
Секретарь встала из-за стола:
– Мистер Рамирес готов принять вас.
Я посадил тебя на бедро, и мы пошли за секретарем по коридору в конференц-зал, огороженный стенами из матового стекла. Девушка придержала дверь, но мне все равно пришлось наклонить тебя, чтобы протиснуться. Я перевел взгляд на Рамиреса, хотел посмотреть на его реакцию, когда он увидит тебя.
– Мистер О’Киф, – сказал мужчина и протянул руку.
Я ответил на рукопожатие:
– Это моя жена, Шарлотта, и мои девочки, Амелия и Уиллоу.
– Дамы, – приветствовал Рамирес и повернулся к секретарю. – Бриони, почему бы тебе не принести нам карандаши и пару раскрасок?
За моей спиной фыркнула Амелия. Я знал, о чем она думала: этот парень понятия не имел, что раскраски – для малышей, а не для девочек-подростков, которые носят лифчик.
– Стомиллиардный карандаш, сделанный компанией «Crayola», был цвета барвинок, – сказала ты.
Рамирес изогнул брови.
– Рад это узнать, – ответил он, потом махнул женщине, которая стояла неподалеку. – Хочу представить вам мою коллегу, Марин Гейтс.
Женщина выглядела так, как и полагается юристу: забранные назад черные волосы, темно-синий костюм. Она могла показаться симпатичной, но что-то в ее внешности выбивалось. «Должно быть, губы», –