я была твоей крестной. Должно быть, мне следовало отвечать за твое религиозное образование – какая ирония судьбы, ведь я ни разу не переступила порога церкви (возможно, я просто боялась крыши, которая вспыхнет праведным огнем), а вот твоя мать редко пропускала воскресную мессу. Мне нравилась сказочная версия крестной матери – что однажды, с помощью мышей в крохотной одежде или без нее, я превращу тебя в принцессу.
Я редко появлялась в вашем доме с пустыми руками. Шарлотта говорила, что я балую тебя, но я же не бриллиантами тебя увешивала и не давала ключи от «хаммера». Я привозила игры, шоколадные батончики, мультфильмы, из которых выросла Эмма. Даже когда я приезжала прямиком из больницы, то импровизировала: надувала резиновую перчатку и завязывала ее как шарик. Из операционной прихватывала шапочку для волос. «В тот день, когда ты привезешь ей гинекологическое зеркало, – говорила Шарлотта, – двери этого дома закроются перед тобой».
– Привет! – кричала я с порога; если честно, не припомню случая, когда стучалась бы. – Даю тебе пять минут, – сказала я, когда Эмма побежала наверх к Амелии. – Не снимай пальто.
Я прошла по коридору в гостиную Шарлотты, где ты лежала в своих «ортопедических штанах» и читала.
– Пайпер! – просияла ты.
Глядя на тебя, я все чаще замечала не дефекты костей или низкий рост, свойственные твоему заболеванию. Я вспоминала, как плакала твоя мать, потому что у нее снова не вышло забеременеть. Или как она забрала у меня стетоскоп, чтобы послушать биение твоего крохотного, как у колибри, сердечка.
Я села рядом с тобой на диван и вынула из кармана пальто новый сувенир – пляжный мяч. Уж поверь, не так просто раздобыть его в феврале.
– Мы так и не дошли до пляжа, – сказала ты. – Я упала.
– А-а-а… Но это не просто пляжный мяч, – отозвалась я, надувая его до тех пор, пока он не стал похож на живот беременной на девятом месяце. Я положила его между твоих ног, прижимая к гипсу, и похлопала. – Это, – сказала я, – бонго.
Ты засмеялась и тоже застучала по пластиковой поверхности. На звук в комнату вошла Шарлотта.
– Выглядишь кошмарно, – сказала я. – Когда ты в последний раз спала?
– Боже, Пайпер, я тоже рада тебя видеть…
– Амелия готова?
– Для чего?
– Для катка.
Шарлотта шлепнула ладонью по лбу.
– Совершенно вылетело из головы. Амелия! – крикнула она, а потом мне: – Мы только что вернулись домой от юриста.
– И как? Шон все еще грозится засудить весь мир?
Вместо ответа Шарлотта хлопнула по пляжному мячу. Ей не нравилось, когда я критиковала Шона. Твоя мать была моей самой лучшей подругой, а вот отец выводил из себя. Если он что-то вбивал себе в голову, то все, конец, – его уже было не переубедить. Шон видел мир в черно-белом цвете, а я обожаю всплеск красок.
– Угадай что, Пайпер, – вдруг сказала ты. – Я тоже ходила на каток.
Я взглянула на Шарлотту, которая кивнула мне. Подруга до ужаса боялась пруда на заднем дворе и всех его соблазнов.