Не разбавляя. Зоя Криминская

куда привели и Люсю. Каждый раз я исподтишка вглядывалась в черты этой девочки, пока она снимала пальтишко, и мне было страшно: она походила на мою Маринку, родство было видно издалека.

      Странное чувство моей собственной причастности к рождению этого ребенка не покидало меня: не откажись я тогда жить со Степаном, он не женился бы на Надежде, и как ни крути, Люся именно мне обязана своим появлением на свет.

      Наблюдая за ней, я видела, что она отличается от других детей. После занятий, возбужденные дети выбегали толпой, и одевались и громко рассказывали, что и как было на занятиях, толкались между собой, громко смеялись, а она выходила молча, ступала бесшумно, дед, новый тесть Степана, гладил ее по голове, и они тихо и быстро уходили. Девочка шла, опустив глаза, о чем-то напряженно думая, а я глядела ей вслед и представляла, что предстоит ей в будущем, когда ей придется взвалить на себя заботу о слепых родителях, и удастся ли ей выйти замуж, или она с рождения обречена на незавидную роль сиделки и кормилицы возле двух калек.

      Еще я думала о том, что девочка эта будет нести груз, который отказалась нести я, и именно благодаря моему отказу у нее есть этот бесценный дар, ее собственная жизнь, и без такого назначения, которое ей предстояло в жизни, ее вообще бы не было, и как она чувствует сейчас, и будет чувствовать потом, стоило ей появляться на свет для нелегкой доли, или лучше было бы ее слепым родителям не иметь детей?

      Никаких угрызений совести за ее судьбу я не испытывала, это они, Степан со своей второй половиной, должны были испытывать муки совести, они ее родили для своих целей, но возможно, у них, слепых, совсем другая расценка ценностей, и для них каждый зрячий уже счастливец, потому что видит, видит этот мир, солнце, отражающееся от белого снега зимой, солнце, играющее в листве деревьев летом, и может быть, если со своей точки зрения они считают ее счастливой, то и она будет чувствовать себя такой же.