говоря, я не знаю, что подумать, ведь я ее не читал. Поэтому мне показалось, что проще всего будет прийти сюда и попробовать ее раздобыть.
– Что еще вам известно?
– Еще я нашел в интернете статью, где утверждается, что это фальшивка.
– Статью Жана Вилена, не так ли? Это единственный журналист, который заговорил о книге. Это не принесло ему удачи: через некоторое время после появления статьи он умер.
– Что об этом думаете вы сами, издатель текста? – спрашивает Рене. – Что это, оригинальный документ эпохи или подлог?
Серж Боннафу делает глубокий вдох, как будто готовится к серьезному испытанию, и долго хранит загадочное молчание.
– Эта мысль, – начинает он, – посетила одного из лучших моих авторов, Патрика Клотца. В то время были в моде пророчества Нострадамуса. Некоторые издательства, наши конкуренты, с успехом публиковали тексты такого рода. Вот Клотц и говорит мне: «Я накропаю пророчества, которые перещеголяют древностью Нострадамуса». Патрик был автором-хамелеоном: он умел подражать любым стилям и обладал феноменальными историческими познаниями. Полагаю, для него это было своеобразным вызовом: изобрести «свое» пророчество.
Боннафу ностальгически кивает головой, как будто вспоминает несчетные чудеса, сотворенные его плодовитым автором.
– Клотц был большим профессионалом, но при этом графоманом. Он писал по тридцать страниц в день! Трудился с шести утра до полудня. И никогда не брал отпуск. Писать для него было то же самое, что для других – говорить. При этом он был тот еще болтун. Представьте человека, который постоянно рассказывает истории, просто не может иначе. Понемножку – еще туда-сюда, но когда получается перебор, то это становится утомительно для окружающих. Ох уж эти мне писатели-графоманы, со многими из них я знаком… Как мне жалко их жен! Жить с человеком, строчащим не переставая, думающим только о текущей рукописи – это же с ума сойти можно, вы со мной согласны?
– Безусловно.
– Вы, конечно, историк, вы пришли за вашей историей пророчеств, а до моих издательских страданий с сонмом писателей-графоманов вам нет никакого дела, верно?
– Что вы, вовсе нет! – протестует Рене.
Боннафу вздыхает и продолжает уже серьезно:
– Сочинение «Пророчества о пчелах» было для него игрой. Когда он поделился со мной своим проектом, я счел это задачей, достойной такого крупного писателя, как он, и такого уважаемого издательства, как наше. Словом, мы решил рискнуть. Мы придумали загадочного Патрика Ковальски, чтобы создать эффект «таинственного автора в маске», по примеру романа Ромена Гари «Вся жизнь впереди»[9].
– Сами вы читали это самое «Пророчество о пчелах»?
– У меня больше сорока авторов. Нет у меня времени заниматься каждой их книгой. Достоинство такого писателя, как Клотц, в том, что его рукописей не нужно было даже касаться. Все и так уже было доведено до совершенства. Редкость, но бывает. К тому же он не выносил, когда в его текстах меняли даже запятую.
– Как приняли книгу?
– Я до конца надеялся,