видом да словами ласковыми: непривычно ведь, нам от московских людей добрые слова слышать. А он все добром да лаской. Вот и прельстились все…
Тут Кузь-Ныр замолк, предоставляя говорить Сед-Сину, и тот продолжил рассказ: – Дерзкие слова молвил он, матушка Бур-Ань. Вот что сказал он: «Боги ваши – не боги и никакой силы в них нет. И их нет вовсе, а есть один Бог, которого почитают русские люди. Бог христианский велик, а ваш Войпель – одно измышление жадных жрецов, которым нужно обирать вас. И нет в вашей вере спасения, нет надежды и утешения, а есть только гибель, горе и мучение. И не видать вам будет счастия, если не обратитесь к правой христианской вере»… И долго говорил он, а все слушали его и разумели, а многие дослушались до того, что сказали: «Воистину, правдива русская вера! Не хотим покланяться Войпелю и другим богам! Научи нас Стефан-москвитянин, как вступить в твою веру?..» И они поклонились ему, прося утверждения в вере. И он начал поучать их… Так обольстил их Стефан-москвитянин добротою!.. Долго еще слушали мы, а потом пошли в селение справлять свои дела. Тут увидели мы жреца котласского. Собрал он стариков в чукэрчан-керку и просил их, чтобы они изгнали из селения пришельца московского, но не смели старики изгнать Стефана, ибо он имел грамоту княжескую. А жрец говорил им, что Стефан подослан от русских князей мутить народ зырянский, а как только будет смута, то придут воины московские, разорят, сожгут наши селения, а людей в Эжве-реке потопят. Да не смели старики восстать на Стефана-москвитянина: грамоту княжескую он имел. И рассердился жрец на стариков и, и пригрозил им, что к самому Паме Княж-Погостскому поедет, а нас попросил он довезти его до первого селения, которое выше Котласа стоит, и мы поплыли с ним из Котласа, справивши свои дела… Вот какое дело случилось в Котласе, матушка Бур-Ань. Московская вера у нас вводится…
Беда всему зырянскому народу…
– Беда нашей вере! – подхватил Кузь-Ныр, перебивая Сед-Сина. – Не надо пускать сюда Стефана-москвитянина! По виду он добрый человек, а по сердцу – злой обольститель. Лицо его доброе, простое, а на сердце никто не бывал! Не знаем мы думы его… Не надо пускать его! Не нужна нам московская вера! Мы в старой вере хорошо проживем. А если мы отступимся от нее, то быть нам во всяких бедах и напастях – и конец зырянскому народу! Не жить нам на белом свете! Это жрец котласский сказал, а его словам верить можно.
И оба рассказчика замолчали, кончивши свое повествование. Зыряне смотрели на Бур-Ань, ожидая, что она скажет, но долго молчала благодетельница зырянского края. Известие поразило ее. Грудь ее заволновалась, на лице блеснула радость… Глубоко задумалась она и не видела ничего окружающего, но вот подняла она голову и светлым, ласковым взором окинула важгортцев.
– Люди зырянские, тепло и задушевно зазвучал ее голос, – напрасно страшитесь вы! Стефан-москвитянин не обманщик, не обольститель, я знаю его. Он человек правдивый. Он не обольщает нас, а добра нам желает. Но добра многие не понимают, и мы не понимаем его… Напрасно страшитесь вы! Стефан не насильно в нашей